Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серый день плавно перетекал в сумерки. Я ощутила покалывание в кончиках пальцев. Мы собрались уходить, как вдруг я увидела ребёнка, который лежал посреди горок и скульптур, уткнувшись лицом в снег. Мимо проходили взрослые, но никто не обращал на него внимания. К ребёнку подбежала ребетня, они начали уговаривать его встать и пойти кататься вместе с ними, но он продолжал лежать, не поднимая головы. Я подошла к ребятам и спросила, что случилось. Оказалось, мальчик ударился головой. Я позвала мужа. Он фельдшер скорой помощи и знает что делать в таких случаях. Муж осмотрел мальчика и отправил домой. Ребёнок тот час поднялся на ноги и поплёлся из городка, понурив голову.
– С ним всё порядке, – сказал муж, подойдя ко мне.
Казалось, всё обошлось. Мальчик не пострадал, а я поступила по совести. Но внутри меня шевелилась неприятная смесь из эмоций… Когда я увидела беспомощного ребёнка, лежащего на снегу, мне захотелось плакать. Сильно заколотилось сердце, в ногах появилась слабость, а в горле образовался неприятный комок. Неужели паническая атака случится со мной здесь, в дали от дома?..
Мы вышли из городка. Я плелась на ослабевших ногах по снегу. Сын начал капризничать и реветь, я переключилась, пытаясь его успокоить. Тогда тревога начала отступать, я вновь почувствовала твёрдую землю под ногами.
Мальчик, лежащий на снегу, мимо которого проходили равнодушные люди, напомнил мне, какой одинокой, никому не нужной чувствовала себя я… Когда родители развелись, маленькая девочка Алёна осталась один на один со своими переживаниями, мыслями. Мама впала в депрессию, её душевное состояние не позволяло ей проявлять заботу и поддержку. Не чувствуя надёжной опоры, я молчала, загоняя внутрь страхи и обиды, чтобы потом они вырвались наружу в виде приступов тревоги, навязчивых мыслей, ритуалов и прочих недугов. Временами окружающий мир скалил зубы. На моём пути вставали такие люди как учительница истории, которая обрушила на меня волну позора. Да и за что? За то, что мне стало дурно на её уроке? Когда человек нуждается в помощи, а вместо этого ему причиняют страдания, неволей сделаешь вывод, что люди опасны и бесчеловечны. Как после всех суровых испытаний, выпавших на долю хрупкой маленькой девочки, не начать сторониться людского общества? Как можно продолжать доверять окружающим, если даже в собственной семье чувствовал себя одиноким и покинутым?
Иногда родственники не жалели моих чувств, ввергая всё моё существо в отчаяние и беспомощность. Когда я сделала перестановку в квартире, я даже не думала о том, что кому-то причиню неудобства. Напротив, я перетащила плиту на безопасное место и убрала манеж в подходящий для него уголок. Но мои благие намерения не оценили, и всё кончилось тем, что я выплеснула всю горечь своих обид маминым родителям, а когда они ушли, легла на пол в полном смятении чувств и так лежала, пока не вернулись с прогулки мама с сыном. В моей голове не укладывалась одна мысль – за что со мной так жестоко обошлись близкие? Мне пришлось услышать, что я не имею права делать перестановку в маминой квартире, а ведь я считала эту квартиру и своей тоже. Я прожила здесь всё своё детство, и в юридическом плане являлась совладельцем одной из долей. Слова бабы Вали о том, что квартира мне не принадлежит, глубоко меня задели. Моё лицо исказилось от бессилия и обиды. Затем мамина мама сказала, что меня надо увезти в психушку… Я лежала на полу, а в груди нервно колотилось сердце. Я всегда была тихой спокойной девочкой, хорошо училась, не спала с парнями, как многие одноклассницы, не пила и не курила… Так за что со мной так злобно и цинично обошлись близкие? Нет, этого я не могла принять и понять.
Отношения внутри семьи складывались так, что зачастую я ощущала себя лишней, чужой. Деда с Юлей вдвоём ездили на рыбалку, где сестра училась управлять удочкой, но никогда не звали меня с собой. Даже когда я гостила у них, деда, ни говоря ни слова, собирал необходимые вещи, они с Юлей садились в машину и уезжали прочь. Я хотела бы поехать с ними, но знала, что буду лишней в их компании, да и напрашиваться было бы невежливо. Мне только и оставалось проглотить образовавшийся в горле ком и терпеть, чтобы не сорваться, не высказать всё, что накопилось у меня на душе.
У сестры были близкие, по-настоящему родственные отношения со своими стариками. Вместе с дедом они любили проводить время, рассказывая анекдоты, а бабе Юля доверяла свои самые сокровенные тайны. Бывало, они вдвоём уйдут подальше от меня, сядут на корточках прямо на тропинке и о чём-то секретничают. Судя по выражению лица сестры, она о чём-то спрашивала бабу, просила её мудрого совета, а та отвечала и давала внучке наставления.
Как-то раз я просматривала семейный альбом, хранившийся у маминых родителей. В конце альбома, там, где обычно пусто или хранятся ненужные снимки, я нашла огрызок, вырезанный из общей фотографии. На нём были мы с мамой. Эта находка неприятно кольнула меня. Кто-то из родственников пытался наглядно показать, что наше место находится за пределами семьи, что мы – чужие.
Хочется верить, что однажды всё уляжется, раны зарубцуются и от прошлого останется лишь образ, лишённый чувств. Порой обиды, которые терпела маленькая Алёна, не дают мне покоя. Она по-прежнему живёт внутри меня, заставляя чувствовать то, что чувствует она. И если страшно ей, я тоже буду ощущать этот неприятный колючий страх под кожей. Девочка Алёна жаждет внимания и защиты и ждёт, что я встану на тропу справедливости и накажу тех, кто причинил ей душевную боль.
Иногда хочется закричать: «Оставь меня! Не терзай мою душу!» Но вижу, как она сворачивается клубочком от страха, что её снова бросят, забудут про неё, оставят во тьме. «Нет, не надо так. Я с тобой. Всё хорошо».
Глава 30
Люди с психическими проблемами ничем не защищены, это слой населения, о котором не позаботится ни государство, ни общество. Жизнь подвела меня к тому, что я тоже теперь принадлежу к этому слою. Два