Лайонин все еще прижимала руки к ушам, когда Ранулф оглянулся, прижал ее к себе и требовательно поцеловал в губы.

– Означает ли это, что тебя не рассердило мое известие? Он стремительно подхватил ее на руки.

– На земле нет человека счастливее меня.

– И ты не вспоминаешь о долге и обязанностях? – поддела она.

– Больше я не потерплю твоих издевательств! Сначала я хотел бы сына, а потом – десяток дочерей. Мальчик необходим, чтобы защищать моих прелестных девочек. И я никогда не позволю им выйти замуж. Всегда стану держать подле себя. Пусть подают мне домашние туфли и греют вино. И конечно, я сообщу Эдуарду, что именно ему мы обязаны первенцем.

– Какое отношение имеет король к нашему ребенку? •

– Если он родится в Рождество, значит, мы зачали его в те три дня Круглого стола, – объявил он. – Мой бедный разум всегда славился способностями к вычислениям, не говоря уж о разгадке женских тайн. Эдуард обязательно скажет, что всему причиной смесь красного и белого вина. Конечно, все с этим согласятся: когда я уносил тебя из зала, лицо твое было на редкость выразительным.

– Никого ты не уносил!

– Еще как уносил! Оставшиеся громко смеялись, хлопали в ладоши и советовали мне, как лучше продолжить этот вечер. Но боюсь, все эти предложения меркли в сравнении с тем, что ты вытворяла. Да я просто уверен, что именно в ту ночь мы зачали ребенка, – торжественно объявил он и засмеялся, когда она ударила его кулаком в грудь. – Что скажет наш мальчик о матери, которая бьет его отца?

– Скорее всего присоединится ко мне. Если только не повезет родить такого хвастуна, как ты!

Ранулф снова рассмеялся и прижал ее к себе.

– Значит, ты должна родить мне дочерей, иначе кто же будет слушать меня и моего сыночка?

– Я уверена, что ты кого-нибудь обязательно найдешь.

– Верно, но все они боятся голос при мне повысить. Я слишком их подавляю. Ни одна женщина не заставит меня так упорно трудиться, чтобы произвести впечатление. Не осмелится поколотить меня, когда я захожу чересчур далеко. Никто, кроме тебя.

Лайонин обхватила его за шею.

– Я рожу тебе сотню детей, кого ты только захочешь! Они поцеловались. Медленно. Нежно.

– Значит, ты действительно рад? Он прикусил мочку ее уха.

– Тебя трудно убедить. Что еще сказать? Я дождаться не могу рождения нашего первенца. Теперь мне следовало бы уложить тебя в постель, а потом идти и безудержно хвастаться перед моими рыцарями.

– Немедленно отпусти меня и не будь таким дураком! Я вполне здорова, и сила, которую я коплю каждый день, перетекает в дитя.

Он осторожно поставил ее на ноги и задумался.

– Не знаю… Люси и Кейт позаботятся о тебе и помешают накопить слишком много силы. А теперь одевайся, и мы вернемся домой.

Но тут же, громко охнув, пробормотал:

– Тебе можно ехать верхом? Лайонин спокойно встретила его взгляд.

– Нет, мне следовало бы брести пешком до самого замка.

– Не смей мне дерзить, девчонка! – возмутился Ранулф. – Есть много способов наказать тебя и не повредить младенцу.

Но она широким жестом перекинула волосы через плечо.

– И какие же это способы, милорд?

Он схватил ее и с самым серьезным видом принялся щекотать, пока она не взмолилась о пощаде. Они повалились на землю, и Ранулф, не обращая внимания на просьбы, продолжал пытку. Лайонин стала отбиваться, и камиза порвалась, обнажив ее груди. Все мысли о мести мгновенно вылетели из головы Ранулфа. Их ласки были нежными и сладостными. Новость связала их еще крепче. Этот ребенок – плод наслаждения друг другом. Плод взаимной любви.

Утомленные, они погрузились в благодатный сон прямо на земле, среди мха, цветов, под музыку журчащей воды, ленивый гул насекомых, на теплом летнем ветерке…

Лайонин тихо сидела в соларе, вышивая новый плащ для мужа и прислушиваясь к радостным крикам «черных стражей», становившимся все громче с каждой минутой. Дружба между Ранулфом и его людьми казалась нерасторжимой, крепившейся годами войны, битв, боли и радости и, как она подозревала, немалым количеством вина.

Она уже лежала в постели, когда вернулся Ранулф, шумно разделся, упал на перину рядом с ней и, грубо притянув к себе, как тряпичную куклу, стал ласкать твердеющий живот. Но сон одолевал его, и с довольным ворчанием он заснул, зарывшись лицом в ее волосы.

Две недели спустя поднялась буря. Утром обитателей острова встретило серое небо. На горизонте сверкали молнии, в воздухе пахло дождем. Ранулф стоял во дворе, задумчиво глядя на небо.

– Думаю, нужно подготовиться, – заметил он своим людям и, повернувшись, увидел встревоженное лицо жены. – Ты еще не знаешь, что на острове Мальвуазен бывают ужасные ураганы, а этот, похоже, один из худших. Мы с «черными стражами» должны предупредить обитателей деревни. Позаботься, чтобы в доме все было закреплено: я не желаю, чтобы по конюшням и хозяйственным постройкам летали оторвавшиеся доски. Поставь мальчишек у каждого стойла, пусть всю ночь успокаивают лошадей. Найди Уильяма и передай ему мои распоряжения.

– Я здесь, милорд Ранулф, и начал приготовления. – Похоже, управитель не нуждался в приказаниях. – Ставни уже прибивают гвоздями.

Ранулф молча кивнул и исчез.

Атмосфера в замке разительно переменилась. Наступила неестественная тишина. Люди ходили на цыпочках и говорили шепотом. Старший плотник и его подмастерье таскали с собой ящик с инструментами и вгоняли гвозди в каждую подозрительную доску. Кони, почуяв приближение бури, нервничали, ржали и метались по стойлам. Мальчики, как могли, успокаивали животных.

Рыцари гарнизона запасали дрова и еду, складывая все в каменных башнях. Туда же отводили мелких животных. Прятали кожаные изделия, ткани – все, что было сложено в хозяйственных постройках. Дворы и дорожки были тщательно вычищены, чтобы дождь не смешивался с мусором, превращая всю территорию в сточные канавы.

Первые тяжелые капли упали во второй половине дня.

– Леди Лайонин, скорее идите в замок. Лорд Ранулф сказал, что вы не должны быть во дворе во время дождя. – Кейт, которая очень серьезно относилась к новым обязанностям камеристки Лайонин, почти силком затащила хозяйку под надежную крышу каменного дома.

– Ходдер, присмотри, чтобы в соларе зажгли огонь, и принеси одеяла и халаты для лорда Ранулфа и мастера Брента. Они, должно быть, насквозь промокнут. И пусть Доукин позаботится о горячей еде и вине.

– Да, миледи.

Буря усиливалась. То и дело раздавались оглушительные раскаты грома, и молнии прорезывали небо. Лайонин представила, каково приходится Ранулфу, Бренту и «черным стражам», и содрогнулась.

В соларе было сухо и тепло, и все же при каждом порыве ветра лицо Лайонин мрачнело. Она даже не могла выглянуть в окно, поскольку ставни были наглухо заколочены, чтобы защитить дорогие стеклянные окна.