Никто не заметил темную фигурку, медленно двигавшуюся вдоль спускавшейся к берегу скалы. И когда очередная стрела молнии осветила небо, она осознала, что приехала слишком поздно. Три лодки уже качались на бушующих волнах. Она легко различила Ранулфа в самой дальней.

Лайонин встала на колени в тени скалы и стала молиться так истово, как никогда в жизни. Буря продолжалась, дождь хлестал, проникая сквозь одежду, но она ничего не замечала. Только молилась, повернувшись лицом к черным волнам.

Прошло несколько часов, прежде чем она увидела огоньки возвращавшихся лодок и побежала к берегу, не замечая бро-сившихся к ней мужчин. Кто-то обнял ее за плечи, но она не оглянулась. Сейчас она видела только лодки. И сразу поняла, что Ранулфа там нет. Лодки вытащили на берег, а она по-прежнему не могла пошевелиться.

– Простите, миледи, нам очень жаль! – крикнул один из гребцов, перекрывая вой ветра. – Он увидел чью-то голову и свалился в воду, пытаясь спасти парня. Мы долго искали его, но не нашли.

Сильные руки оттащили ее, она уткнулась лицом в чье-то мокрое плечо, не замечая, как ее гладят по спине, пытаясь утешить.

– Нет!

Это слово бурлило в ней, угрожая прорваться гнойным чирьем. Она с силой оттолкнула обнимавшего ее человека, и когда снова повернулась к гребцам, те поспешно отступили в полной уверенности, что бедняжка помешалась! Ее лицо было искажено яростью. Куда подевалась всегда милая, вежливая Лайонин? Голос, который гремел, заглушая ветер и дождь, не мог принадлежать женщине.

– Вы узнаете ад на земле, если не отыщете его и не вернете мне живым! Даже в Кастилии не найдется пыток, которые смогут сравниться с тем, что я сотворю с вами! – Она шагнула вперед, и мужчины, окружавшие ее, отступили.

– Вы слышали меня? Не смейте возвращаться без него! Мужчины, не протестуя, вернулись к лодкам и принялись энергично грести навстречу сеявшему гибель морю.

Никто не попытался поддержать Лайонин, когда она упала на колени, но руки всех присутствующих были благоговейно сложены, когда их госпожа стала молиться. Рыцари молча последовали ее примеру. Стоявшие на холме зеваки при виде крошечной фигурки, стоявшей на коленях в мокром песке и прибое и окруженной семью темными рыцарями, тоже опустившимися на колени, забыли о холоде и дожде и присоединились к молитвам за возвращение возлюбленного хозяина. Никто не пошевелился, не прервал молитву, когда в море замаячил слабый свет и буря стала утихать. И не было ни одного гребца, который не перекрестился бы и не вознес безмолвную молитву за тех, кто их встречал.

Рука, вновь сжавшая ее плечо, заставила Лайонин поднять глаза и увидеть лодки. Ей помогли встать. Сначала она не заметила Ранулфа: муж шел, низко склонив голову. Но, уверившись, что он спасен, Лайонин рухнула на песок и закрыла лицо руками. Плечи беспомощно опустились. Она будто разом ослабела. Кто-то обнял ее за плечи и помог встать.

Лайонин с трудом подошла к лодке и увидела, что Ранулф пристально смотрит на длинный мокрый сверток, лежавший у него на коленях. Заметив жену, он сперва растерялся, а потом обозлился.

– Кто позволил ей находиться здесь? – прорычал он тому, кто оказался ближе всех.

– Она спасла твою неблагодарную шкуру, так что не смей говорить о ней в таком тоне!

От такой отповеди Ранулф еще больше растерялся. До этой минуты никто из его людей не смел говорить с ним подобным образом.

– Потолкуем об этом позже… Возьми это, – бросил он, отдавая сверток Сэнневиллу. – Это девушка, так что обращайся с ней поосторожнее.

Дождь сменился моросью, и солнце храбро старалось прорваться сквозь тучи. Промокший насквозь Ранулф вышел из лодки и недоуменно воззрился на гребцов, явно старавшихся держаться подальше от его жены. Они вели себя так, словно боялись маленькой женщины.

– Что ты успела натворить за эти несколько часов, и почему мои люди считают возможным отчитать меня при всех, тогда как гребцы трясутся в страхе при одном взгляде на тебя?

– Ранулф…

Губы Лайонин задрожали. Еще секунда – и она оказалась в его объятиях, сотрясаясь от бурных рыданий. Он прижимал жену к себе, испуганный силой ее чувств.

– Пойдем, дорогая, – уговаривал он, гладя ее по голове. – Я жив и здоров. Я вернулся. Пожалуйста, перестань. Не плачь. Я этого не вынесу.

Она жалостно шмыгнула носом, пытаясь успокоиться.

– Когда они вернулись без тебя, я словно с ума сошла… О, Ранулф, они хотели тебя бросить!

Он сурово оглядел стоявших рядом мужчин:

– Это что еще? Вы позволили бы мне утонуть?

– Конечно, – рассмеялся Корбет. – Мы думали, с вами все покончено, но миледи не пожелала для вас водяной могилы. Теперь-то она смирная, но куда буре до нее! Клянусь, моя кровь замерзла от страха! Я думал, она велит казнить нас всех. Ранулф понимал, что хотя Корбет шутит, какая-то доля правды в его словах есть. Белоснежные зубы Льва блеснули в улыбке.

– Она Львица! – гордо воскликнул он, поднимая ее на руки и унося на вершину холма. Там он оставил ее и отправился посмотреть на Тая, который храбро простоял на месте в продолжение всей бури. Лайонин отошла, чтобы увести от скал своего вороного жеребца.

– Миледи!

Она удивленно подняла глаза и, увидев метнувшегося навстречу Маларда, едва успела отступить. Мощное тело рыцаря тяжело приземлилось у ее ног.

– Лайонин, не шевелись!

Она в полном недоумении уставилась на Ранулфа, осторожно кравшегося к ней. Лайонин боялась моргнуть. Очевидно, опасность близка. Но что ей грозит? Может, сюда забежал хищный зверь, испугавшийся бури? Поэтому она лишилась дара речи, когда Ранулф вырвал из ее рук поводья вороного. Тот откинул голову и заржал, перебирая передними ногами.

– Да что это с вами? – взорвалась она. – Вы пугаете бедное животное!

Выхватив поводья, она стала гладить бархатный нос, чтобы успокоить жеребца. Животное опустило голову и боднуло ее в плечо.

Она оглянулась на мужа и стражей. Те смотрели на нее с разинутыми ртами и, немного опомнившись, дружно расхохотались, сначала тихо, потом все громче и громче, пока весь берег не огласился смехом. Люди один за другим валились на песок, держась за животы, и вскоре у ее ног в грязи и глине извивались все восемь мужчин.

– Простите, милорд, – прохрипел, отдуваясь, Сэнневилл, – но вы пугаете мою лошадь.

– Даже конский хвост весит больше, чем она, – пробормотал Герн, снова разразившись смехом.

– А лица гребцов! Новый взрыв смеха. Ранулф хохотал громче всех:

– Ей в самом деле это удалось? Эдкинс выглядел до смерти перепуганным!

– А я-то, я-то как трясся от страха! Клянусь, она выросла до двадцати футов, и шум бури казался птичьим пением в сравнении с ее громовым голосом.