– Ага, видал я таких приличных, – фыркнулон. – А чего ж так долго не подходила к телефону?

– Так я тебе не реактивный двигатель, между прочим. Елеползаю, а теперь для тренировки по дому хожу без палки, это еще медленнееполучается.

– Ладно, извини, – Коля покаянно посопел в трубку,изображая смущение. – Слышь, мать, у тебя память хорошая, может подскажешьнавскидку, кто такой в жизни Аничковой был Костя?

– А что, эксперты прислали заключение? – оживиласьона.

– Ну, – подтвердил Селуянов. – Так что там сКостей-то?

– Костя – это парикмахер, у которого Аничкова стригласькаждые месяц-полтора. Я же тебе говорила.

– Ну Аська, ну я тебе что, компьютер, что ли? –жалобно заныл он. – Ты говорила, а я забыл. Неделя прошла. У меня знаешьсколько дел в производстве? А у тебя одно убийство Аничковой. Так кто долженлучше помнить, ты или я?

– Во-первых, кроме твоей Аничковой, у меня еще одноубийство висит, не один ты такой умный. А во-вторых, я тебе сводную таблицу длячего делала?

– Чтобы я в нее смотрел, – вздохнул Коля.

– Ну? Так в чем дело? Открой и посмотри.

– Да не могу я! У меня от твоих таблиц судороги мозганачинаются! Ну, Аська, не вредничай, давай по-быстрому я у тебя все спрошу, тымне все ответишь, и разойдемся друзьями.

– Ладно, – вздохнула она, – черт с тобой.Только подожди, я свои черновики возьму, у меня память тоже, знаешь ли, неидеальная.

Характерного стука Селуянов не услышал и понял, чтоКаменская положила трубку на что-то мягкое. Наверное, на диван, с мечтательнойулыбкой решил Коля. Там такой диванчик в гостиной стоит, напротив камина,мягонький, уютненький, сказочный просто диванчик. Мечта усталого сыщика.Каменская говорила, что она на нем спит, потому что подниматься на второй этаж,где спальня, ей страшно. Очень уж лестница крутая и узкая. Небось на этом самомдиванчике она и будет сидеть, разговаривая с ним. Эх, ему бы самому развалитьсяна мягких подушечках, пледиком накрыться и расслабиться хотя бы на пару часов…

Голос Насти вытащил его из сладких грез:

– Давай. Я готова.

Он потряс головой, отгоняя от себя карамельные видения, ипридвинул поближе блокнот.

– Значит, так. Надежда Семеновна.

– Фурманова, сеансы каждую неделю, всего одиннадцать,теперь получается, что двенадцать. Дальше.

– Костя… ну, это я уже спросил. Теперь Лида, безотчества.

– Лидия Страшко, приятельница, день рождения 28 марта.Живет неподалеку от фитнес-клуба, где занималась Аничкова, и покойная почтивсегда после занятий с ней встречалась.

– Угу, – Селуянов сделал пометку вблокноте. – Теперь у нас некто Некрасов Михаил.

– Есть такой. Всего два раза приходил, один раз допятого-шестого сентября, еще в конце августа, второй раз в середине сентября.Получается, что он приходил три раза, потом бросил. Или решил свои проблемы.Кто еще?

– Еще Кабалкина Любовь, фирма «Планета». Не знаешь, чтоэто за фирма? Чем занимается?

Каменская не отвечала.

– Эй, алло, мать! – Селуянов подул втрубку. – Ты там отключилась, что ли? Ты меня слышишь?

– Слышу, Коля, слышу. Чем занимается фирма «Планета», яне знаю, а вот Кабалкиной в ежедневнике нигде не было. Эта фамилия ни разу немелькала. А фирма была.

– Точно?

– Абсолютно точно. Есть запись о визите в «Планету» всередине августа, там указан адрес, как проехать и контактные телефоны. И всентябре к Аничковой начали ходить две дамы из этой фирмы, а в октябрепоявилась еще одна. Но среди этих троих никакой Кабалкиной не было.

– Что же это получается? Что Кабалкина пришла один рази потом захотела скрыть факт знакомства с Аничковой? Получается, это именно онаустроила удаление страницы из ежедневника? То есть она причастна кубийству? – возбужденно заговорил Николай.

– Погоди, Коля, не так быстро. Кабалкина могладоговориться о встрече, но по каким-то причинам не пришла. Передумалаобращаться к кинезиологу или не смогла, мало ли что. Давай все остальные записипроверим.

Они сверяли данные еще минут двадцать, но ничегоподозрительного больше не обнаружили. Все остальные люди, поименованные настраницах за 5 и 6 сентября, контактировали с Аничковой неоднократно, и уничтожатьзапись об одной-единственной встрече никакого смысла не было.

Оставалась Любовь Кабалкина.

– Коля, ты счастливчик, – сказала емуКаменская. – Тебе жутко повезло.

– Это еще почему? – насторожился Селуянов.

– Потому что Любовью Кабалкиной очень интересовалсяСережка Зарубин. И даже встречался с ней.

– Ну да? – Коля не поверил своей удаче. –Точно?

– Точно, точно. Кабалкина из фирмы «Планета». Ты емупозвони, он тебе расскажет.

– А что с ней не так?

– Да нет, все так. У нее есть сестра, так вот Зарубин,собственно, как раз сестрой занимается, а у Кабалкиной ее алиби проверял.

– А-а-а, – разочарованно протянул он, – ая-то уж обрадовался, что за ней что-то есть, сейчас мы бы ее тепленькую ивзяли.

Но в любом случае это было лучше, чем совсем ничего.Первоначальная версия оказалась правильной, на похищенных страницахдействительно упоминался человек, имя которого больше нигде в ежедневникеАничковой не встречалось. Именно на этого человека и падало подозрение в первуюочередь.

Селуянов записал фамилии трех сотрудниц фирмы «Планета»,которые посещали сеансы у кинезиолога, и сладко потянулся. Теперь есть откуданачинать выдергивать конец ниточки, покуда весь клубок не распутается.

* * *

– Любочка, – голос матери бился в трубке, заливаяухо и через него, казалось, всю голову, – где ты, доченька? Я звоню наработу – тебя нет, дома тебя нет, а время-то уже десятый час, мальчики сонныесовсем. Ты когда придешь?

– Не знаю, мама, – вяло ответила Люба. – Тутвсе сложно… Уложи их у себя, ладно?

– Что-то случилось? – переполошилась ЗояПетровна. – Ты где, Люба?

– Я в дороге, в машине еду.

Она почти не солгала. Она действительно сидела в машине.Только ни в какой дороге Люба Кабалкина не была. Машина давно уже стояла свыключенным двигателем за два квартала до дома и примерно за три – до домародителей, где ее ждали мальчики, ее дети.

У нее не было сил ехать. Ни домой, ни к матери и детям. Унее не было сил даже на то, чтобы принять решение, забирать ли мальчиков или оставитьна ночь у родителей. И если бы мать не позвонила сама, неизвестно, когда быЛюба сообразила, что сыновьям давно пора спать.