трассе шоферы буквально героически ведут машины — по ось в воде. Городу дорог каждый лишний килограмм грузов.

В окопах под Урицком вода и вода… Видимо, на ближайшие десять — пятнадцать дней, а может быть, на все двадцать, боевые действия будут затруднены. Тяжело, что наш контрудар по Готланду и Тютерсу не удается главным образом из-за оттепели. Немцы точно рассчитали время…

Просмотр фильма. Все семь частей со звуком. Все лучше и лучше, точнее видишь, что и где надо подчищать.

Да, это фильм о великом Ленинграде — образ осажденного города получился сильнее всего.

Сильно, очень сильно вышел «эпизод немцев». Улучшены боевые куски.

Жду просмотра в Смольном.

…Из бытовых наблюдений. Женщина-поэтесса, большой былой красоты, — в платочке, в каракулевом пальто и продранных ботинках… Сыновей отправила… Живет одна в огромной квартире, полной картин, фарфора и холода… По вечерам сидит у огонька печурки в обществе крысы, которую она приручила и которая тоже вылезает погреться. Женщина не в силах бросить город, свою квартиру, вещи: «Куда же я поеду?..» В огромной пустой квартире сидит одинокая женщина…

Тяжка поступь войны!.. А скольких явлений мы не знаем и даже не догадываемся о них.

11 апреля 1942 года.

Серая муть, тихо…

С утра немного отдыхаю. Был Н. Чуковский, который заканчивает книгу об авиации — «Ленинградское небо». Говорит со своей неизменной мягкой, извиняющейся улыбкой. Очень обрадовался, взволновался, задвигался, когда я сообщил ему о его переводе на авиасоединение. Он хочет быть в интересной части.

Спекулятивные цены: пачка папирос — 150 граммов хлеба (было 200 граммов); 100 граммов хлеба — 60 рублей. Цены опять пошли вверх, так как с прекращением доставки по Ледовой дороге (весной) опасаются уменьшения пайков. Напрасно! (Официальных рынков нет. Меняют и торгуют из-под полы.)

Крон получил письмо от детской писательницы А. Бруштейн из Кузбасса. Бодрая, активная женщина. Пишет пьесы, выступает, агитирует… (В письмо была вложена половинка луковицы и просьба к цензору «не изымать этот материнский подарок фронтовикам»)… Просится на фронт…

У Финляндского вокзала скопище эвакуируемых. На дорогу дают хлеб, масло и другие продукты. Люди их тут же съедают. Нет достаточного количества кипятильников. Грязновато. Люди тянутся к «тому берегу». Они бледные, изнуренные…

А жизнь идет… Портной штаба шьет новые костюмы командному составу. Ведь днем нет тока для утюжки, и портной шьет, что-то обметывает, а вечером ходит среди парадных манекенов, снимает кителя, тужурки, утюжит и чистит их.

Впереди Первое мая…

Несколько прояснилось. Светлый вечер… Луна… Беседовал с Кроном об его пьесе, о письме из МХАТа. Легковесное письмо с легковесными вариантами переделки пьесы «в связи с войной». Перешли на воспоминания о Москве, о театрах, о друзьях и знакомых…

Всеволод Азаров прочел письмо-дневник о литературном движении на Балтике. Есть ряд хороших лирических мест, но критиковали в целом крепко. Нужно давать глубже, смелее, вскрывать противоречия и суть процесса… Будет недели две дорабатывать. Есть много чистых, хороших мест, растрогавших нас до глубины души, но странно видеть себя самого в некоторой исторической ретроспекции.

12 апреля 1942 года.

После налета 4 апреля и разгрома немецкой авиации фашистское радио сообщало, что «остатки Балтийского флота добиты» (!!). Ха-ха!

…Днем — на минный заградитель со всей группой… На улице воистину весна — тепло, солнце, все тает. Люди греются на завалинках, копошатся дети… Нева темнеет. Снег талый и грязный… Мы шлепаем по мокрым панелям среди полупустых домов. Балагурим, попадаем в лужи, любуемся архитектурой. Иные дома стоят, как сказочные руины (бывший дом Манизера). Вот свежий завал 4 апреля… Бредут люди с темными пятнами на лицах. Измученный Ленинград! Следы тяжелые, и лишь привычка, нужная спасительная «толстошкурость» помогают шутить и дышать весною… Шесть лет тому назад я и С. К. в этот день уезжали в Париж — в ландышевую весну, весну Народного фронта. Сколько было надежд, восторгов! А сейчас мы идем, взявшись за руки, по лужам среди весенней осадной грязи… Ничего, мы еще поживем!

Н-ский завод. Поблизости тикают пять-шесть неразорвавших-ся (замедленного действия) бомб. Саперы приходят, послушают, как доктора, и убегают. А бомбы тикают с 4 апреля… Над головой на семи тысячах метров высоты кружит немецкий разведчик. Его обстреливают, но без толку. Люди смотрят из-под ворот, они уже не спешат в убежище.

Завод полупуст, но дышит… Пожарные красят свои инструменты. Катера еще лежат на стенках. Буксиры в «ковше». Все несколько заброшенно.

Пришли на корабль. Там была объявлена тревога. После отбоя провели беседу и литературную встречу с командой. В иллюминатор врывается весенний ветер, скользят блики солнца… Говорили о гвардии, о ее новых задачах. Поэты читали стихи. В них есть подлинный накал (у Брауна). Во время читки свист снарядов — обстрел Васильевского острова. Потом ужин в кают-компании: стопка английской водки, густой рисовый суп, картофель с мясом (немного) и компот (о, традиционный флотский компот!)… Старая «штандартская»[33] кают-компания, где когда-то пили гвардейские офицеры царского флота… Красное дерево, уют. В каютах пахнет одеколоном, мылом — в общем приятно, чисто… Радио передает музыку. Выпили по две-три рюмки.

Беседа с командирами. Я говорил о традициях гвардии, взял тему России — широко, коснулся дневника Достоевского (о России). Говорил о противнике прямо: это не «вшивые фрицы». Я в эти фельетоны (тут, при всем моем уважении, и Эренбург) и «раешники» не верю, я все-таки воевал. Враг сильный, опасный, ловкий, организованный… Слушали внимательно…

В 11 часов вечера в Смольном будут смотреть наш фильм о Ленинграде.

…Ночью в Смольный… Город тих… Милиционеры с «летучими мышами», на мостах — проверка документов. Город пустеет.

Возвращался в пятом часу утра. Ранняя заря, контрастно — силуэты зданий. Пожар на берегу Невы (на Выборгской стороне). Пустынность…

13 апреля 1942 года.

Весенний день.

Начальник штаба объявил в приказе