зенитный огонь, но бомбардировщики идут очень быстро. Вдали отчетливо видны (из окна) высоты Красного Села, Воронья Гора и пр. — там немецкие наблюдательные пункты. Патрулируют истребители. На крышах кое-где посты…

8 часов 30 минут. Отбой. Работаю… Звонили из Смольного, просят 29 апреля сделать доклад активу Свердловского района.

Итоги налета. Разбита «Свирь». (С. К. шла по мосту Лейтенанта Шмидта, видела это, плакала… Под обстрелом шла домой.) «Свирь» вчера стала на место «Кирова». Хорошо, что крейсер вовремя увели! Сбито несколько немецких самолетов, были пожары. При обстреле повреждены некоторые подводные лодки.

Видимо, это повторение кронштадтской сентябрьской недели. Фашисты хотят доконать Балтийский флот. Не выйдет!

28 апреля 1942 года.

Работаю над темой об артиллерии (о Красной Горке). Опять тревога.

Был А. Крон. Он сейчас работает на Подплаве. Там — подготовка к походам. У некоторых есть кислые настроения: как ходить по Финскому заливу — по минам?

…Работал весь день над темой: Красная Горка, — я там не раз бывал. Изучил комплект газет с сентября. Взял затем сводки в Пубалте и сводку начальника артиллерии вице-адмирала Грена…

Очерк писал с настроением. Это для «Правды», для страны — некий рефрен о «Моряках из Кронштадта». Мое майское напоминание, привет и отчет!

Ночью отдаленная канонада.

29 апреля 1942 года.

Готовлюсь к докладам (в госпитале, где я лежал, — в 3 часа, и на активе Свердловского района — в 5 часов дня). Очерк «Стреляет Красная Горка» отослал.

Вежливое письмо из Военно-морского издательства. Просят новых рукописей, издают мою книжку «Балтийцы». Они готовят писательское совещание и в мае хотят отозвать в Москву пять-шесть писателей для написания больших вещей…

Еду делать доклады…

Говорил, хотя и усталый, с подъемом. Нарисовал картину майских праздников с 1917 года, ход войны и пр.

30 апреля 1942 года.

Усталость…

Днем были Крон, Азаров и др. Потом пришли Фадеев (прилетевший из Москвы) и Тихонов. Посидели часа два-три. Дружно беседовали о Москве в нашей холодной комнате с выбитым окном (С. К. и я упорно остаемся на месте).

Видимо, они были взволнованы всем виденным.

Стрельба…

В 7 часов вечера в Военном совете совещание о документальном фильме «Краснознаменный Балтийский флот».

Ночью стрельба — то отдаленно рокочущая, то близкая. Вся наша артиллерия бьет по немцам. Так их!

1 мая 1942 года.

Утром слушал приказ Сталина.

…Из московских новостей. Город живет активной жизнью. Фронт — в ста пятидесяти километрах. Готовятся резервы…

С Севера везут много техники. Страна имеет необходимое продовольствие, но транспорт неважно справляется с перевозками. Есть трудности в металлургической промышленности…

Традиция праздника сильна, — особое чувство на душе. Его угадываешь и в других… Может быть, мы еще не можем понять, что выпало нам на долю.

6 часов вечера. Москва передает мою речь. Рад, что она дойдет до миллионов людей и до моих друзей, раскиданных событиями по стране.

Все время обстрел. Немцы «поздравляют» нас. Ладно… У меня в глубине души ощущение военного перелома, кризиса. Гитлер уже не может сломить нас, а мы еще не можем окончательно опрокинуть его. Но наши шансы нарастают. Однако лето даст новый штурмовой немецкий бросок: он будет яростен… У немцев новые мины, ресы[40], новые пулеметы, автоматика, самолеты, отравляющие вещества. Гитлер выступил в рейхстаге (дня три тому назад): признал невероятные трудности зимы, неподготовленность германского транспорта, но, мол, в будущую зиму (?!) «мы будем подготовлены, где бы зима нас ни застала. Лето 1942 года решает». У них полемика с внутренней оппозицией, угрозы…

Обстрел весь день. На площадях у «Астории», у Экипажа[41] и др. есть жертвы — это ответ на наш артиллерийский майский «визит».

Слушал радиоречь А. Фадеева о писателях во время войны. Трижды, с душой, говорил обо мне…

Вечером тихо поговорил с С. К., поужинали вдвоем, выпили немного и написали письмо в Алма-Ату Эсфири Шуб и Эйзенштейну. Мы были счастливы сегодня, по-своему…

2 мая 1942 года.

Временами обстрел. Сильный артиллерийский шквал — часам к пяти утра. Почему-то дана химическая тревога. Пожары. Снаряды свистят близко.

Говорил с начальником ПУ Лебедевым о Кроне (отбивал его, так как его хотят услать из Подплава в морскую пехоту, а Подплав стал его темой), о моем майском плане и о новом помещении.

Читал сводки. Прочел приказ наркома Военно-Морского Флота. В нем говорится о наступательных операциях.

…Политуправление готовится к переезду в новое помещение. Там налаживают связь, делают побелку. Переедем на Песочную улицу. Мне обещают дать «хату», то есть квартирное устройство. Посмотрим…

Неуютно на нашем пятом этаже, холодно.

Вечером звонок — просят прибыть к заместителю начальника Пубалта Карякину. Иду с оружием и пр. В операцию! Все одеты, выходим… «Какая задача?» — «Выпить и закусить». Оказывается, группа бывших выпускников Военно-политической академии отмечает свой выпуск и проводы одного товарища в Москву… На частной квартире, поблизости от Политуправления, накрыт стол: мясо, колбаса, хлеб, салат (все в ограниченном количестве). Графинчик с русской горькой, пиво, — от такого стола в январе или феврале можно было остолбенеть. Пили, шутили, вспоминали годы учебы. Я в этой товарищеской среде почувствовал себя хорошо… Боевые комиссары, на десять лет — по службе — моложе меня. Крепкий народ… Некоторые политработники пьют и все время спрашивают: не грешно ли, нет ли тут проступка? — и тут