– Можешь. Должна. Рассказать Джеффри только половину истории, чтобы он мучился и ждал, чем кончится, – нет, так нельзя. Поэтому давай-ка собери в кулак всё своё мужество… и терпение.

– Терпение, – повторила Скай. Вот уж чего-чего, а терпения у неё в запасе совсем не осталось.

– Алек сам должен ему всё рассказать, ты прекрасно это понимаешь. – Тётя Клер откинула волосы со лба Скай, как делала когда-то много лет назад, когда Скай была маленькая. – Ничего, вместе как-нибудь справимся. Я прослежу, чтобы Джеффри и Бетти побольше времени проводили у Алека за роялем. А если Джейн начнёт задавать вопросы, примени отвлекающий манёвр – спроси у неё что-нибудь про Сабрину Старр.

Тут в доме громко залаял Пёс, но это был не тот лай, который переводится как «Хувер пришёл к нам в гости», а совсем другой – он означал, что Бетти долго не было, но теперь она наконец-то возвращается домой.

– Идут, – сообщила Скай. – Наверно, всё распродали.

Тётя Клер опустилась в шезлонг и раскрыла лежащую рядом книгу. Глядя на неё, Скай могла бы поклясться, что ничего необычного не случалось много часов подряд. Или даже много дней подряд. Или месяцев. «Я тоже так смогу», – решила Скай и, усевшись в соседний шезлонг, стала смотреть перед собой с выражением, как она надеялась, ленивого равнодушия.

– Как я выгляжу? – спросила она тётю Клер.

– Как бомба, которая сейчас взорвётся.

– У меня ничего не получится!.. – простонала Скай и снова встала.

– Получится. Думай о простых числах! Или о чёрных дырах, ты же их любишь, да? Вот именно, думай о чёрных дырах.

«Чёрные дыры, – думала Скай, – чёрные дыры, чёрные дыры», – но тут из-за угла дома появилась Бетти, размахивая шкатулкой из гостиницы «Чайка» и выкрикивая что-то про рояль, затем появились Мерседес, Джейн и Джеффри, с пустыми вёдрами, без клюшек и даже без мешка для клюшек, и для Скай наступили трудные времена.

К полуночи почти все в «Берёзах» мирно спали: Джейн и Джеффри – на своих раскладушках на веранде, Бетти, Пёс и Хувер – на Беттиной кровати и частично друг на друге. Не спали только Скай и тётя Клер: они сосредоточенно складывали очередной пазл, прощальный подарок Туррона. На этот раз вместо видов Парижа или Венеции у них должна была получиться собачья морда, очень похожая на морду Хувера.

– Ну извини, – сказала тётя Клер, когда Скай в десятый раз пожаловалась, что ей надоело таращиться на Хувера весь вечер. – Туррон сказал, это был единственный пазл в местном магазине, больше ничего не осталось.

– Туррон над тобой подшутил.

– Возможно. А это что, кусок лапы?

– Ухо, по-моему. – Скай широко зевнула и нечаянно скинула на пол несколько фрагментов Хувера.

– Скай, ложись спать.

– Нет, Алек ведь должен позвонить, я дождусь. Всё равно не усну, пока не узнаю правду… сама знаешь про что.

Скай, конечно, устала. Точнее, она измаялась и вымоталась вконец. Ни разу в жизни ей не приходилось столько часов подряд изображать спокойствие и беззаботность, притом что в голове у неё бешеной каруселью кружилась бесконечная цепочка вопросов и сомнений. Так Алек – отец Джеффри? Нет, это исключено, невозможно. А как же та фотография? Они так похожи… Выходит, Алек и Джеффри – отец и сын? Выходит, да. Но нет, нет, не могла миссис Т.-Д. так поступить! Оставить собственного сына без отца – это даже для неё чересчур. Тогда кто настоящий отец Джеффри? А миссис Т.-Д. скажет это Алеку? Вряд ли. Ничего она ему не скажет, разве что он и есть отец Джеффри. Так он отец?.. И так далее, та же карусель, снова и снова.

Алек уже один раз звонил, это было после ужина. Пока Скай всех отвлекала – для этого пришлось щекотать Бетти, и Бетти визжала, а Пёс с Хувером лаяли, – тётя Клер с телефоном и костылями незаметно уковыляла в сторону, чтобы с ним поговорить. Позже она рассказала Скай, что Алек звонил с дороги, до Арундела ему ещё час езды, и он страшно волнуется. Обещал перезвонить, как только поговорит с матерью Джеффри. А как там Джеффри? – это он переспрашивал три или четыре раза, хотя тётя Клер каждый раз ему отвечала, что у Джеффри всё замечательно, он почти весь день играл на рояле.

После этого в телефон будто бес вселился – он трезвонил и трезвонил не переставая, весь вечер. Кому-то вдруг понадобилась Рейчел, хотя Пендервики знать не знали, кто она такая. Потом звонил собиратель пожертвований на нужды какой-то политической партии, о которой тётя Клер была не слишком высокого мнения; потом – дважды – Туррон: Алек всё ему рассказал, и теперь он, точно так же как Скай и тётя Клер, нервничал и ждал вестей. Звонила Розалинда, и они с тётей Клер долго обсуждали виндсёрфинг и как правильно варить солёную карамель. Из всех сегодняшних звонков этот оказался для Скай самым тяжким испытанием. Она почти две недели не разговаривала со старшей сестрой, не подходила к телефону из-за дурацкой гордости – хотела преодолеть все трудности самостоятельно, – а вот сейчас она что угодно бы отдала, чтобы поговорить с Розалиндой про Джеффри и про Алека. Но нет, нельзя. Потому что это тайна.

Скай уже опостылели тайны. И ответственность. И телефонные звонки – когда звонят все кому не лень, кроме Алека.

– Глаз или зуб? – спросила тётя Клер, вертя в руках очередной фрагмент. – Кажется, зуб… Хувер-Хувер, зачем тебе такие большие зубы?

И Скай, которая в нормальном состоянии даже не улыбнулась бы такой детской шутке, затряслась от смеха, смахнув ещё несколько кусочков Хувера на пол.

– Чтобы тебя съесть!..

Зазвонил телефон, смех оборвался. Тётя и племянница, вместо того чтобы схватить трубку, молча уставились друг на друга. Наверняка Алек, кто же ещё.

– Ну что, ты?.. Или я? – спросила тётя Клер после третьего звонка.

– Давай ты.

Потом тётя Клер слушала, а Скай следила за тем, как она бледнеет, краснеет, опять бледнеет, кивает и молчит. Когда она повесила трубку, Скай уже всё поняла. Но всё-таки она должна была задать этот вопрос:

– Алек – отец Джеффри, да?

– Да.

Скай было странно, что можно вот так плакать и плакать. Ничего похожего с ней не случалось так давно, что она и не помнила, случалось ли вообще. Помогало, что с тётей Клер происходило то же самое. И они сидели обнявшись, и плакали, и плакали – от облегчения, от волнения, от усталости. И от напряжения, с которым они обе следили, как прошлое и будущее мальчика, спящего сейчас на веранде, монеткой кувыркалось в воздухе, и ждали, на какую сторону эта монетка упадёт.

Но даже в самые трудные времена слёзы когда-нибудь иссякают, и, после того как с помощью пачки бумажных платков носы и глаза были приведены в порядок, тётя Клер пересказала племяннице разговор с Алеком от начала до конца. Миссис Т.-Д. и не пыталась ничего отрицать: да, она скрыла от Алека рождение сына и, будь её воля, скрывала бы и дальше.