Грант взглянул на Пейдж.

По ее глазам он понял. Она тоже успела сообразить.

– Спасибо, Арт. Держи меня в курсе.

– Я знаю, куда они направляются, – сказал Мортон, когда его коллега разъединилась.

– И куда же? – поинтересовалась Софи.

– В Киркленд.

– И что же там, в Киркленде?

Грант поднял счет.

– Наш отец, – ответила Пейдж.

Секунд десять все молчали.

– Вы уверены? – нарушила, наконец, молчание Софи.

– На все сто? Нет, – сказал напарник. – Но клиника находится в Киркленде.

– А для чего им надо увидеть вашего отца?

– Это слишком долгий разговор. – Грант вытащил «Глок» Софи, пересек комнату и протянул его ей. – Он сейчас находится в психиатрической клинике «Эвергрин». Зовут его Джеймс Мортон. По дороге позвони Арту и объясни, что происходит. Прошу тебя, останови то, что там должно произойти, потому что сам я ни черта не могу сделать. Я увяз в этом доме.

Бенингтон подошла к креслу, натянула ботинки, надела куртку и забрала сумочку у Пейдж.

– Дай мне твой телефон, – попросил Мортон, беспомощность и разочарование которого постепенно превращались в ярость.

Софи протянула трубку, и он забил в нее телефонный номер.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Я ввел номер сестры, чтобы ты могла с нами связаться.

Подойдя к входной двери, Грант отодвинул засовы и снял цепочку.

Температура на улице была в районе нуля, и когда они вышли на крыльцо, в воздухе было видно их дыхание.

Спустившись по ступенькам, Мортон почувствовал, как нечто, похожее на нож, впилось ему в основание черепа.

– Опять эта боль? – спросила Софи.

– Я не смогу уйти. А как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно.

– Тогда – вперед, пока можешь.

Напарница обняла его.

– Я позвоню. Грант, береги себя.

Она пробежала под дождем по дорожке и, добравшись до тротуара, повернула налево. Ее коллега проследил, как она пересекла пустую улицу и забралась в свой «Трейлблэйзер».

Ожил двигатель, покрышки завизжали на мокрой дороге, и Софи умчалась вниз по улице.

Грант заставил себя сделать еще один шаг.

Боль вспыхнула у него в желудке и распространилась по всему телу со скоростью летящей пули.

Он согнулся пополам.

И только когда он поковылял назад, боль стала стихать.

И в этот момент его охватила слепящая ярость.

К тому моменту, когда он поднялся по ступеням, детектив был готов взорваться.

Он вошел в дом.

Пейдж стояла в прихожей, обхватив себя руками, как будто только они не давали ей развалиться.

Ее всю трясло, и она плакала.

– И что теперь? – спросила она.

Брат прошел мимо нее на кухню и взял нож.

А потом бросился по холлу и вверх по ступенькам.

Пейдж что-то кричала ему вслед.

Грант не стал отвечать.

Добравшись до лестничной площадки, он услышал, как его сестра тоже взбирается по ступеням.

Он завернул за угол.

Нельзя сказать, что ему было на все наплевать или что он не чувствовал страха. Но, как это уже случалось много раз в его жизни, все – абсолютно все – померкло перед слепящим и ничем не затуманенным желанием что-то сломать. Разрушить. В нем было нечто, что начало формироваться, когда умерла его мать, росло, когда его отец стал недееспособным, матерело и настаивалось в течение всего его сиротского детства, когда он бился за то, чтобы хоть как-то обеспечить их с сестрой и вырастить Пейдж, и позже, когда, став подростком, он наблюдал, как сестра слетела с катушек. Оно приняло свою окончательную форму, когда, повзрослев, они окончательно стали чужими друг другу. Это была ярость разочарованного человека, прожившего одинокую, несправедливую и лишенную даже намека на счастье или удачу жизнь.

Именно поэтому он напивался до бесчувствия.

И мотался по глухим барам в надежде ввязаться там в драку.

И трахал проституток.

И именно поэтому он был готов выломать гребаную дверь в спальню Пейдж, а оказавшись внутри, разорвать голыми руками то, что там находилось, на клочки.

– Грант!

Брат остановился на полпути и оглянулся на сестру.

– Не делай этого, – сказала она.

– Почему? Потому что со мной может что-то случиться? Что ж, это будет хоть что-то новенькое, правда?

– Прошу тебя. Давай спустимся. И поговорим. Обдумаем наш следующий шаг. Ты нужен мне.

Грант улыбнулся. Он чувствовал себя как на иголках. Как будто наглотался стимуляторов. И был готов проломить стену.

– Я уже наговорился, – ответил детектив.

Потом он повернулся и побежал к двери в спальню – давление у него в голове росло, а какой-то негромкий голосок все спрашивал, уверен ли он, что хочет этого, но было уже слишком поздно.

В трех футах от двери он поднял правую ногу и ударил пяткой прямо в ее центр.

Она с грохотом распахнулась внутрь.

Пейдж выкрикнула его имя.

Пульсирующая боль охватила ногу.

Грант перешагнул порог, и, как только он полностью вошел в помещение, дверь захлопнулась у него за спиной.

Внутричерепное давление было невероятным. Как будто он сидел на дне океана.

Пейдж он больше не слышал.

И шума дождя, барабанившего по крыше, тоже.

Не слышно было даже, как колотится сердце.

В комнате был единственный источник света – вырезанная из кристалла соли лампа стояла на комоде в ногах кровати Пейдж. От нее исходил мягкий, оранжевый свет, слишком слабый, чтобы осветить углы комнаты.

У Гранта стало двоиться в глазах.

Лампа превратилась в две светящиеся сферы.

Он сморгнул, и сферы вновь превратились в лампу.

От внутричерепного давления у него ломило глаза, и каждый вдох давался с большим трудом.

Острая боль пульсировала в ухе, синхронно с биением его пульса.

Пытаясь справиться с потерей ориентации, Мортон старался не растерять ту ярость, которая привела его в эту комнату.

Он схватил в руку лампу и покрепче сжал нож.

Между покрывалом на кровати и полом виднелся темный провал в дюйм шириной, на границе которого собралась пыль.