Он ударил по одной из половинок ногой, надеясь, что от этого удара дерево окончательно развалится.

Но ДСП едва прогнулась.

А вот боль пронзила его ногу.

Повернувшись, детектив еще раз осмотрел помещение в поисках какого-нибудь инструмента.

В углу, под лестницей, он заметил какой-то инвентарь на длинных ручках, прислоненный к стене.

Подойдя и внимательно изучив инструменты, он выбрал кувалду, которую поднял и отнес к помосту.

Грант поставил свечу на пол и свободной рукой постарался отодвинуть помост от стены.

На открывшейся стене из грубого кирпича в неверном пламени свечи двигалась его тень, которая изгибалась и вытягивалась до самого потолка. Кувалда на этом теневом изображении превращалась в деформированную конечность.

Тень двигалась вместе с Мортоном, но у него было ощущение, что она существует сама по себе.

Он бросил внезапный взгляд через плечо, на пианино, но оно оказалось потерянным где-то в темноте.

Грант встал в стойку перед помостом.

Крепко, двумя руками, взялся за кувалду – при этом его правая рука оказалась прямо под самим бойком, а левая на конце рукоятки – и поднял ее над головой.

Удар был такой силы, что он даже не почувствовал, как кувалда прошла сквозь рабочую поверхность – щепки разлетелись в разные стороны, боек врезался в каменный пол, и от удара содрогнулись его руки и пломбы в коренных зубах.

Еще восемь ударов, и помост превратился в кучу щепок для растопки.

Тяжело дыша, полицейский облокотился на ручку кувалды и изучил дело своих рук. Неплохо, но на всю ночь явно недостаточно.

А самое главное, он так и не смог утолить свою жажду разрушения.

Грант поднял свечу, забросил кувалду на плечо и прошел в угол, где пряталось пианино.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это великолепный экземпляр из красного дерева с медным покрытием на басовых и сопрановых струнах. В молодости это, должно быть, был совершенно изысканный инструмент. Но теперь, спустя десятилетия, лак с него практически сошел и металлические части покрылись ржавчиной.

Детектив прислонил кувалду к одной из его ножек и провел рукой по клавиатуре. Она оказалась грубой в тех местах, где с клавишей обвалилась слоновая кость и обнажилось дерево.

Указательный палец детектива дотронулся до клавиши си первой октавы.

И нажал ее.

Клавиша с трудом опустилась, и впервые за, как мнилось Гранту, десятилетия в подвале раздался одинокий и немощный звук, как будто бы исторгнутый из самых недр старого пианино. Он наполнил помещение подвала и звучал так долго, что Мортона это стало нервировать.

Он все еще звучал, когда дверь в подвал открылась и с верхней ступеньки раздался голос Пейдж:

– Что это было?

– Ничего. Просто добываю дрова.

Повисла тишина.

А потом дверь захлопнулась.

Грант в последний раз взглянул на пианино.

Звук умолк, и теперь был слышен только шум дождя, проникавший сквозь разбитое окно.

Детектив поднял кувалду, занес ее над головой и с грохотом опустил на деревянную крышку и дальше, до самых внутренностей, где от удара в дикой какофонии стали рваться струны.

Инструмент стойко сопротивлялся.

Грант купался в этом.

Он поднял кувалду и ударил еще раз.

И еще раз.

И еще.

И еще…

Ему пришлось сходить три раза, чтобы притащить все результаты охватившей его жажды разрушения.

– С тобой все в порядке? Ты весь в поту, – обратилась к нему Софи, когда он уже сидел возле камина, раскладывая под решеткой обрывки газеты и растопку.

– Не совсем.

– Пейдж на кухне плакала.

– Мы поругались.

– Я это слышала.

Грант положил две ножки пианино на решетку и взялся за спички.

Чиркнув по коробке, полицейский поднес зажженную спичку к бумаге.

Когда пламя занялось, он внезапно почувствовал смертельную усталость.

Абсолютную, от которой плавились мозги.

Загорелась растопка.

– Я скоро лягу, – сообщил Мортон. – Тебе в туалет нужно или что?

– Ты только что уничтожил ее. И ты об этом знаешь, правильно?

Грант взглянул на напарницу.

В кухонной раковине позвякивали тарелки.

– Я знаю, что она сделала тебе больно, – заметила Бенингтон. – Знаю, что ты разочарован. И знаю, что она доставала тебя с того самого времени, когда вы остались вдвоем. Все это я понимаю. Но не забывай, что она у тебя единственная сестра и другой не будет. У меня вот сестер нет. И я тебе завидую.

– Софи…

– Я понимаю, что совсем не знаю, что это такое…

– Все эти вещи, которые она творит, – сказал Мортон. – То, что она позволяет делать этим мужикам за деньги…

– Знаю.

– Я помню ее, когда ей было шесть лет. И у нее не было в мире никого, кроме меня.

– Знаю.

– И вот теперь – это…

– Грант…

– Я так ее люблю!

Мужчина вытер глаза и подложил дров в огонь.

Он отвел Софи в ванную, а потом устроил на кожаном кресле с откидной спинкой. Правое колено Бенингтон он приковал к металлической раме под опорой для ног, после чего укутал ее множеством одеял.

В кармане завибрировал ее телефон.

Он вытащил трубку и взглянул на экран.

Очередное послание от Арта, на этот раз с приложением.

Это оказалось фото помещения ресторана.

В кабинке сидели четверо мужчин.

– Что там? – поинтересовалась Софи.

Напарник показал ей картинку и указал на плохо одетого мужчину рядом с Джудом Грейзером.

– Стив Винсент, – сказал Грант.

– Ага. Вся компашка в сборе.

На экране высветился местный номер.

– Ты знаешь, чей это? – спросил Мортон.

– Френсис.

– Быстро ты, – произнес Грант в трубку.

– Хотелось доставить тебе удовольствие.

– Нашла что-нибудь?

– У мистера Флауерса было два привода за вождение в состоянии опьянения.

– И все?

– И все. Ни в базе ФБР, ни в базе Национального центра я ничего не нашла. Но… Я пропустила всех через базу социального страхования.