Мне вспомнилось сказанное Линнари. Что она имела в виду, когда говорила о жертве? Неужели кто-то из нас двоих должен погибнуть?..

Это не такие жертвы, которые приносила Ильма. Не ради могущества и обретения способности колдовать… Всё, что мне нужно, – увидеть его живым и здоровым.

Свободным от проклятия и недосягаемым для чужой злобы и ревности.

– Я люблю тебя… – срывается с моих губ. Я говорю эти слова, не задумываясь, не взвешивая, не сомневаясь. Говорю то, что подсказывает мне сердце.

В этот момент что-то происходит… Мои руки наполняются неведомой прежде искрящейся энергией. Я вижу исходящее от них серебристо-белое, как лунный свет, сияние, и понимаю, что мне это не мерещится.

Свечение разгорается всё ярче, впитывается в грудь мужчины, к которой я изо всех сил прижимаю ладони, проникает в кровь, наполняет его… Покидает меня, как вода, что вытекает из кувшина. Гасит огонь и наконец иссякает, опустошив меня полностью.

Эрланд открывает глаза.

Несколько месяцев спустя

В Лундсфальд пришла весна. Пока тихая, по-северному неспешная, но птицы пели уже по-другому. И на лицах всё чаще расцветали улыбки.

Проснувшись утром раньше жены, правитель некоторое время наблюдал за ней, не желая тревожить её сон. Но вот Аньяри открыла глаза, сладко потянулась, и её пальцы легли на его щёку. А он склонился к ней и, не удержавшись, припал к полуоткрытым губам.

Желание по-прежнему было сильнее его. Однако сейчас к телесной жажде примешивалось что-то ещё. Поначалу бывшее незнакомым, странным, но такое важное и необходимое. Эрланду хотелось не просто овладеть княжной и разделить с ней наслаждение, но и сделать так, чтобы в его объятиях она навсегда забыла о боли, одиночестве, печали. Видеть улыбку на её лице, от которой на щеках Аньяри появлялись ямочки, слышать её смех.

Никогда прежде с правителем Лундсфальда не происходило такого. Его двери всегда были закрыты. Ему совершенно не хотелось привязываться. Ни к кому. В том числе и к этой девушке, такой нежной, хрупкой, ни на кого не похожей. Он избегал откровенных разговоров с ней, не желая подпускать её ближе. Сейчас Эрланд осуждал себя прежнего за то, что доставлял ей боль своей холодностью и равнодушием, сожалел о том, как поступал с ней раньше.

Он открыл для неё мир чувственных удовольствий, но Аньяри сделала для него гораздо больше.

Она научила его любить. Вернула ему чувства. Подарила то, чего Эрланд уже не ждал от жизни, – возможность быть не только свободным от проклятия, но и счастливым.

Теперь он желал лишь одного – стать достойным её любви и доверия. А потому даже ни минуты не сомневался, когда перед свадьбой Аньяри сказала ему: «Я хочу, чтобы отныне Лундсфальд жил мирно. Не нападал ни на кого. Ты можешь мне это обещать?» Правитель дал ей слово и скорее умер бы, чем нарушил его.

* * *

Линнари всё же пришла ко мне ещё раз. Только уже не наяву, а во сне. И сказала, что утраченный мной колдовской дар возродится в нашей с Эрландом дочери. Правда ли это? Узнаем, когда она появится на свет.

Имя для неё я уже выбрала.

Мой же едва проснувшийся дар, что стал принесённой мной жертвой, выгорел дотла, когда я спасала правителя. Ильма, чьи попытки избавиться от меня по дороге в Лундсфальд провалились, в самом деле отравила его, заколдовав слугу, который принёс Эрланду ядовитый напиток. Мне удалось его исцелить, а проклятие… Исчезло ли оно из-за дара или потому, что мы больше не враждовали друг с другом? Потому, что между нами протянулись совсем другие нити, чем изначально, не договорённости и не вожделения, а чего-то гораздо большего.

Того, что никто уже не в силах у нас отнять.

Я напрасно боялась – влечение между нами не исчезло. Однако теперь я понимала, что хотела сказать мне Линнари. Там, где только лишь страсть оказалась бессильна, пришли на помощь любовь и надежда.

Сейчас, когда всё самое страшное позади, я оглядываюсь назад и желаю удачи себе прежней. Той девочке, чей мир разрушился, чтобы восстановиться заново. Желаю ей не сломаться. Выстоять. Верить.

Потому что впереди её ждёт любовь. Счастье. Будущее, которого могло не быть, если бы в княжество однажды не приехал чужеземец.

Суровый замок в северных краях станет для неё домом, а тот человек, который когда-то вызывал страх, заботливым мужем и защитником.

– Ты не добыча, Аньяри. Ты моя награда, – сказал он мне в день нашей свадьбы. Нашей настоящей свадьбы, не вынужденной, а заключённой по обоюдному желанию и, как я всегда мечтала, по любви.

Теперь я точно знаю, что настоящая любовь не возникает из ничего. Она появляется там, где в ней нуждаются. Где есть сердце, готовое впустить её в себя.

Моя любовь родилась из взросления, из ненависти и обиды, из жалости и восхищения этим мужчиной, который ворвался в мою жизнь подобно урагану, и оказалось, что я всегда ждала только его. Эта любовь похожа на ночные цветы Ив-Лин, которые прорастают без спроса и, раскрываясь, наполняют всё вокруг сладким незабываемым ароматом. Я не побоялась ради своей любви рискнуть жизнью и знаю, что никогда не позволю ей угаснуть во мне.

А вместе мы преодолеем всё. Я верю в это, когда смотрю на своего мужа. Когда вижу, как он изменился.

Самое прекрасное и удивительное, что может такой высокий сильный мужчина, руки которого привыкли сжимать оружие, это быть нежным. Осторожно подбирать с земли выпавшего из гнезда птенца. Ласково гладить проказливого котёнка. Прикасаться к женщине так трепетно, что тонкая ткань сорочки под его широкими ладонями почти не сминается – лишь с лёгкостью соскальзывает с тела, оставляя меня обнажённой. От этой нежности перехватывает дыхание, дрожат колени, когда я тянусь к нему, обнимая его за шею, и губы сами собой тянутся к его губам.

– Люблю тебя… – выдыхает он между кружащими голову поцелуями.

– Ты нужен мне, Эрланд… – шепчу я. – Нужен мне таким. Только ты…

И мир вспыхивает мириадами искр.