С каждым произнесённым словом мои глаза становятся всё больше и больше, а бестолковое сердце ухает всё громче и громче. И лишь бы заглушить громоподобные удары, я спрашиваю:

– А если этого не захочу я?

Джек хмуриться, всего мгновение, и произносит:

– Значит сделаю всё, чтобы ты этого захотела так же сильно, как и я.

Внутри меня просыпается доселе неизведанное чувство, и я несмело произношу, сама боясь этих слов:

– Тогда я согласна…

Карета медленно плывёт по улице, полной разномастного люда. Здесь и распрекрасные модницы, и холёные до тошноты юнцы, и умудрённые сединой старики, и почтенные дамы, взирающие на молодое поколение с нескрываемым осуждением.

Не обошлось и без сомнительных личностей. Худощавые парнишки, как бы невзначай пробираются в самую гущу толпы, а там лишь ловкость рук.

За очередным поворотом показывается высокий шпиль часовой башни, и я вздрагиваю самым неприличным образом. Я бы и чувств лишилась с превиликим удовольствием, но гордость не позволила.

– У тебя ледяные руки, – Джек осторожно касается моей ладони и пытается её согреть.

Вполне обычное замечание оставляю без ответа. Поворачиваюсь, всматриваюсь в обеспокоенно лицо и прошу:

– Давай вернёмся?

От растерянности и страха, что колючими иглами то и дело впивается в трепыхающееся сердце, хочется плакать. А ещё упасть на колени и умолять Джека наплевать на необходимость и всё, что с нею связано.

Мужчина тяжело вздыхает, обхватывает ладонями моё лицо и повторяет, кажется, уже в тысячный раз:

– Мы не можем вернуться.

Вот так короткая фраза способна убить теплящуюся надежду.

– У меня ничего не получится, – сердце ухает громче, а звуки, доносящиеся с шумной улицы, вдруг затихают, превращаясь в отдалённое жужжание.

– Неправда, – Джек возражает горячо и вполне правдиво. – Ты справишься. А я буду рядом и никому не позволю обидеть тебя.

Обнадёживающее обещание, но… Сомнения, сомнения, сомнения… Они никуда не торопятся уходить.

– А если я опозорюсь на всё королевство?

– Глупости, у тебя идеальные манеры, ты умна и прекрасна. К тому же самая талантливая фея из тех, кого мне довелось знать.

Положим, про идеальные манеры он слегка преувеличил…

– И многих ли фей ты знал? – Цепляюсь за ничего не значащую фразу, лишь бы протолкнуть застрявший в горле воздух.

– Так сразу и не упомнишь, – Джек лукаво улыбается, и я самую малость расслабляюсь, чтобы тут же вздрогнуть от протяжного воя железных труб.

Приехали. Отступать уже поздно.

От простого понимая, что неизбежное случилось, отворачиваюсь к окну, желая глотнуть ночной прохлады. Внутренний двор центрального дворца пуст. Лишь часовые, подобно статуям стоят вдоль стен, неподвижным взглядом провожая приезжающих гостей.

Ещё одни ворота, и мы оказываемся прямо в блистающей зале, полной благоухающих цветов и ярких, блуждающих огней. У одной из стен имеется не менее блистающая лестница, уходящая далеко наверх, а оттуда, сверху, слышатся звуки музыки и неутихающий гомон голосов.

Наконец, карета замирает, и моё тело будто превращается в каменную статую. Джек выходит первым, подаёт мне руку и совершенно серьёзно произносит, будто и не пытаясь меня приободрить:

– Никогда бы не подумал, что моя боевая фея на поверку окажется такой трусихой.

Признавать его правоту совсем не хочется, но я тем не менее ворчливо бросаю:

– Просто мой опыт общения с представителями высшего общества был не таким уж и приятным.

Джек, конечно же, понимает, о ком я говорю, но тем не менее отшучивается:

– Неужели я тебе так противен?

– Ты – нет, – нахожу в себе силы для улыбки и наконец-то вкладываю ладонь в протянутую руку.

– А остальным я и близко не позволю приблизиться к тебе, – обещание звучит веско, и в подтверждение к нему в его взгляде плещется решимость.

– Даже королю? – Срывается с губ вместе с почти истеричным смешком.

– Даже ему, – добавляет тише и весомее.

У меня нет оснований ему не верить, но мы оба знаем, что его величеству отказывать не принято.

– Всё будет хорошо? – Бросаю быстрый взгляд на переливающиеся разноцветными огнями ступени и вновь смотрю в глаза Джеку.

– Иначе и быть не может.

Он элегантно подставляет локоть, а я не менее элегантно, во всяком случае, мне так кажется, кладу на него ладонь.

Лестница в самом деле кажется бесконечной. К тому же идём мы слишком медленно, а всё ради того, чтобы я случайно не запуталась во внушительном подоле собственного платья.

К слову, вряд ли бы этот наряд появился в моём гардеробе, если бы не усердные уговоры модистки и самого Джека. Мотивы и той и другого мне были понятны, но вот с мешочком золотых расставаться жуть, как не хотелось. А уж брать золото у Джека, пусть и невестам такое положено, я наотрез отказалась. 

Впрочем, платье своих денег стоило. Такой красоты мне ещё не доводилось видеть. Невесомая ткань, струящаяся подобно морской глади, вышитые цветы, которые так были похожи на живые, и мелкие камни, что украшали корсет не смотрелись вычурно. Всего в этом платье было в меру – и красоты, и блеска, и удобства. Последнее стало самым весомым доводом для покупки.

Но сколь бы бесконечными не были ступени, они всё равно заканчиваются. Причём весьма неожиданно. И мы оказываемся в огромной зале, потолок которой растворяется в тёмно-синем, звёздном небе. Стены же увиты каскадами цветов, от чего кажется, что это не стены вовсе, а лишь подобие ограждений.

Ко всему этому великолепию прилагаются люди. Очень много людей, чьи взгляды, как по команде останавливаются на нас. И музыка, до того игравшая громко, вдруг становится тише.

Голос, раздавшийся откуда-то сверху, заставляет вздрогнуть, от чего Джек кладёт по верх моей ладони свою свободную руку и ободряюще сжимает горячие пальцы.

– Улыбайся, – произносит едва слышно, и я послушно растягиваю губы. Не буду утверждать, что улыбка получилась непосредственной и дружелюбной, но на большее я попросту сейчас не способна.

– Лорд Рэйлор со спутницей.

Представление, словно зачитанный приговор.

По замершей до сего момента толпе пробегает неразборчивый шёпот, а приклеенные улыбки дам начинают сочиться насмешливым ядом. Из чего следует вывод – о моём низком происхождении здесь уже наслышаны. И будь я трижды наряжена в платье, по красоте ничуть не уступающее их нарядам, всё равно буду нищенкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наверное, мне стоит расстроиться, хотя бы приличия ради, но вопреки здравому смыслу, меня это акулье приветствие заставляет успокоиться. Вздохнуть полной грудью и сделать первый шаг вполне уверенно, без опасения упасть от того, что ноги нещадно дрожат.