С Тимуром мы сталкиваемся внизу, точнее, это он находит меня. В этот момент я сижу в кресле в обширной библиотеке Смирнова. Старик, видимо, любит коллекционировать книги, поэтому и отвел для них такое большое помещение, собрав здесь огромное количество изданий на разных языках. Когда дверь открывается, вскидываю голову на звук и, поджав губы, прикрываю книгу на странице, которую читала, оставляя ее лежать на коленях.

- Как дела? – спрашивает он, проходя внутрь и усаживаясь в кресле напротив.

- Отлично. Сижу, читаю исторический роман и пытаюсь не думать о своем сыне. Как видишь, переживать не получается, - отвечаю с сарказмом и обвожу пальцем свое лицо.

Я прекрасно видела в зеркале синяки под глазами от бессонницы, так что представляю, какой замученной выгляжу. Пусть я и знаю, что Илюша в безопасности, что Шахов ему ничего не сделает, это ведь и его ребенок тоже, но это не мешает мне сходить с ума от тоски по своему сыну и буквально не спать ночами.

- Ты ведь видела его буквально пять минут после того, как он родился, - пожимает плечами в недоумении Жуков.

Брови сами собой ползут вверх, настолько я в шоке от услышанного. Это шутка что ли?

- Ты… сейчас серьезно? – еле выдавливаю я, глядя недоверчиво на Тимура. Он ведь не глупый человек, понимает же, о чем говорит? Или… мужчины не способны понять то, что чувствует мать?

- Да, - просто отвечает он, откидываясь в кресле, - Тем более, это ребенок от человека, который заставил его родить. Или… ты любишь Шахова?

- Не после того, что он сделал.

- Ну вот…

Я усмехаюсь, склоняя голову набок. Вот как. Похоже, Тимур действительно считал, что раз я видела сына всего пять минут, то могу с легкостью уехать из города, раз документы и деньги остались у меня?

- Ты вроде бы такой важный крутой мужик, Жуков, а не понимаешь элементарных вещей, - не сдерживая ядовитых ноток, говорю я, перекладывая книгу на небольшой журнальный столик рядом.

- Каких же?

- Никакая любовь к мужчине не сравнится с любовью женщины к своему ребенку, - произношу спокойно, прямо глядя в его глаза, - Я носила его под сердцем девять месяцев. Я видела его снимки, еще когда он рос в моем животе, я слушала его сердцебиение, он толкался во мне и чувствовал малейшие изменения моего настроения. Это безусловная и самая большая любовь, которая вообще существует. Мне плевать, что отец моего сына Шахов. Это мой ребенок – точка. Никакой факт в мире не изменит то, как сильно я его люблю, и неважно, что я видела Илью всего пять минут после того, как он появился на свет.

Жуков молчит, смотрит сначала на меня, потом уводит глаза куда-то в сторону, размышляя.

- Я постараюсь помочь, - наконец говорит он, возвращая на меня взгляд.

- Спасибо, Тимур, - усмехаюсь горько, - ты уже помог. Людям вроде тебя и человека, на которого ты работаешь, я больше никогда не поверю.

Мужчина напротив меня сводит брови на переносице, хмурится, но только хочет что-то ответить, как в библиотеку входит охранник, что все эти дни был приставлен ко мне и буквально следовал по пятам.

- Босс зовет в комнату вас обоих. Есть новости, - докладывает он, глядя на Тимура.

- Ясно. Идем, - кивает мне Жуков и поднимается с места.

Я встаю следом и направляюсь за Жуковым в кабинет, принадлежащий Эрнесту. Последние сутки я вообще не видела, так что даже интересно, за чем таким он позвал.

- О, а вот и вы, голубки, - улыбается старик так, словно сосватал нас давно, едва мы с Тимуром появляемся перед ним.

У меня сил нет реагировать на его шуточки и ухмылки, так что я просто сажусь в кресло, когда Эрнест делает приглашающий жест. Дождавшись, когда мы усядемся, мужчина машет в сторону висящего за нашими спинами телевизора на стене.

- Полюбуйтесь-ка вот, - и щелкает пультом.

Повернув голову, я замечаю поставленный на паузу новостной репортаж. Диктор начинает говорить сразу после того, как Смирнов жмет на кнопку.

- Сегодня при трагических обстоятельствах погиб крупный предприниматель Рустам Шахов. Рустам Вячеславович занимался нефтепереработкой и успешно руководил ключевыми организациями, был крупным меценатом и занимался благотворительностью. По свидетельству очевидцев, его автомобиль, двигавшийся со скоростью больше ста шестидесяти километров в час, вылетел на встречную полосу и врезался в отбойник, что спровоцировало возгорание. По предварительным данным водитель Шахова не справился с управлением. Ведется расследование.

Я замираю в кресле, вперившись остановившимся взглядом в экран телевизора, по которому диктор рассказывает уже следующую новость, и не могу уложить такую простую мысль в голове: его больше нет. Шахова действительно больше нет.

- Что ж, - хлопнув, с довольной улыбкой Эрнест потер ладоши, - игра началась. Твой выход, девочка.

Я встречаюсь взглядом с его ледяными хищными глазами и у меня сдавливает горло. Потому что я внезапно отчетливо понимаю – это конец не только Шахова, но и мой. Смирнов получит то, что нужно, и мы с сыном тоже исчезнем. Навсегда. Эрнест не оставит свидетелей в живых и не оставит единственного претендента на наследство, который способен оспорить и отнять его. Ведь на кону, как он сказал, огромное состояние, ради которого старик готов пожертвовать всем, чем угодно.

И Эрнест уже не раз это доказал.

На следующий день меня отвозят в особняк Шахова. Мне слишком странно снова входить в этот дом. Не столько из-за того, как я отсюда уехала, сколько из-за того, как именно я сюда вернулась. Внутри нехорошо сдавливает ледяной рукой от понимания, на что пришлось идти, чтобы просто оказаться рядом с сыном. И на что еще придется?

Из старой прислуги осталась разве что управляющая Юля, но она не то что словом, взглядом не показала, что что-то не так. Будто я отсюда и не уезжала вовсе. Я и спрашивать ничего не стала – раз она человек Эрнеста, то точно ничего лишнего мне не скажет. Скорее всего, охрану уже тоже сменили, но лично я, конечно, не видела, потому что сразу, едва мы приехали, помчалась наверх, к сыну.

Для Ильи Шахов устроил детскую по высшему разряду: спокойные пастельные тона разбавлялись стеной, разрисованной разными зверьками, кроватка, столик для пеленания, в комнате было абсолютно все, что нужно. Толком не разглядывая интерьер, я бросаюсь сразу к девушке, что как раз укачивала Илью, и забираю его из рук.

- Маленький мой… - прижимаю малыша к себе, а у самой сердце заходится. Укачиваю на руках свою самую большую драгоценность и не могу сдержать слезы. Наконец-то я рядом. Наконец-то я мама.

Встречаюсь взглядом с Тимуром, что остановился в дверях. Он как-то неловко улыбается, словно застал меня за чем-то интимным.

- Все в порядке? – спрашивает он, когда замечает, что я плачу.