Вскоре подобные встречи стали регулярными, и после каждой из них маркиза посылала Людовику XV, который терпеть не мог разговоров о государственных делах и политике, длинное письмо, полное оригинальных комментариев. Ее уверенный тон и меткость суждений не могли не произвести впечатления на робкого от природы короля.

По этому поводу аббат де Берни в своих «Мемуарах» писал:

«Если бы не письма маркизы королю, я бы никогда не поверил, что она может так энергично и красноречиво говорить правду. Я полюбил ее и стал еще больше уважать за это. Я заклинал ее не отступать и продолжать говорить правду с таким же бесстрашием».

Маркиза де Помпадур не заставила себя долго ждать, вскоре она доказала всем свою власть.

Прежде всего, все были поражены, увидев, как быстро маркизе удалось покончить с конфликтом между иезуитами и парламентом, а заодно справиться с архиепископом Парижа Кристофом де Бомоном.

Ни для кого не секрет, что духовенство всегда было одной из самых богатых прослоек населения. Так вот, правительство решило обложить всех французов своеобразным пятипроцентным подоходным налогом. Всех, в том числе и служителей церкви, которые привыкли иногда делать государству подношения в размерах, ими самими и определяемых. Когда же необходимость платить «как все» стала неизбежной, духовенство спровоцировало в стране волнения, направленные против всех: против министра финансов, против парламента, против янсенистов…

Чтобы была понятна суть этой интриги, поясним, что иезуиты — это был католический монашеский орден, основанный в Париже в середине XVI века. Орден этот отличала жесткая дисциплина, беспрекословное подчинение орденскому начальству и повиновние Папе Римскому, и влияние его выходило за религиозно-идеологические рамки, распространяясь также и на политико-экономическую сферу. Янсенисты же (приверженцы Корнелия Янсения) составляли во Франции не только церковную, но и политическую оппозицию иезуитам. В 1719 году они были отлучены от церкви и стали подвергаться сильным гонениям, многие из них бежали в Нидерланды, где была создана отдельная от Рима церковная община.

Много лет иезуиты и янсенисты враждовали из-за некоей папской грамоты, провозглашенной равносильной государственному закону. Парламент, находящийся под влиянием янсенистов, отвергал ее. В начале 1752 года архиепископ Парижа Кристоф де Бомон запретил своим священникам причащать тех, кто не имеет документа, подтверждающего полное подчинение папской грамоте. В результате одному государственному советнику было отказано в последнем причастии и его не смогли похоронить на кладбище. Реакция парламента была незамедлительной и решительной — он приказал сжечь распоряжения епископов и именем закона в обязательном порядке причащать всех больных. Более того, любой священник, отказавший в отправлении религиозных обрядов, должен был подвергнуться аресту и наказанию. Кристоф де Бомон отправился к королю, чтобы выразить протест против подобного вмешательства государства в дела церкви, и Людовик XV, проявив неожиданную для него энергию, выслал парламент в Понтуаз, а затем в Суассон.

В то время, когда маркиза де Помпадур начинала свою политическую карьеру, члены парламента, затаившие злобу против духовенства, лишь искали удобного случая для реванша. Фаворитка им поможет! Ведь она атеистка, подруга Вольтера и прочих философов-энциклопедистов…

До поры до времени маркиза не собиралась вмешиваться в эту ссору и, разумеется, никогда не вмешалась бы, если бы не случай исключительно личного свойства. Купив дворец Эвре, она попросила у архиепископа Парижа разрешения отслужить в нем службу. Кристоф де Бомон, выступавший против скандального присутствия фаворитки при дворе и даже открыто призывавший сжечь ее на костре, воспротивился этому. Тогда возмущенная маркиза де Помпадур решила принять сторону парламента и янсенистов.

Как раз в это время какой-то кюре в Сент-Этьене отказал в соборовании одной старой деве. Немедленно отреагировавший парламент попросил Людовика XV вмешаться. Решив воспользоваться этим, маркиза де Помпадур решительно направилась к королю.

— Вы собираетесь вызвать сюда архиепископа Парижа? Но прежде я хотела бы сказать вам пару слов…

«Пара слов» затянулась на несколько часов. Улыбающаяся, завораживающая, очаровательная, она говорила и говорила, и действие ее речи было таково, что как только она закончила, король находился в полной уверенности, что архиепископ — исчадие ада и самое гнусное существо, которое когда-либо рождала земля. Считая именно так, король вызвал Кристофа де Бомона в Версальский дворец. Архиепископ, уверенный в покровительстве Его Величества, прибыл с улыбкой на устах, а вышел совершенно подавленный и с низко опущенной головой. Король по совету маркизы приказал ему незамедлительно покинуть Париж и уехать в Конфлан. Это была ссылка.

Через некоторое время было покончено и со всем иезуитским орденом. Король инстинктивно чувствовал, что уничтожение ордена иезуитов, враждовавшего с парламентом и его фавориткой, но поддерживаемого дофином, означало бы нанесение страшного удара по религии в целом. Как все слабохарактерные люди, он избрал середину и написал в Рим, чтобы спросить главного начальника ордена, не согласится ли он на некоторые изменения устава ордена, на что последний ответил:

«Пусть их совсем не будет».

Глава ордена предпочитал, чтобы здание совершенно разрушилось, нежели вынуть из него хотя бы один камень. И здание разрушилось: в 1762 году парламент утвердил свой приговор, согласно которому общество иезуитов во Франции уничтожалось, иезуитам запрещалось носить орденское платье, жить в повиновении как главе ордена, так и другим своим начальникам, иметь какую бы то ни было с ними переписку, им повелевалось выехать из домов, принадлежавших ордену, им запрещалось жить вместе и занимать какие-либо должности.

Одержав эту победу и продолжая постигать секретные пружины государственного управления, маркиза де Помпадур стремилась еще более упрочить свое положение. И это ей удалось — в конце концов, она добилась высокого официального положения не только при короле, но и при дворе. Начала она, как мы знаем, с того, что получила титул герцогини, что тем более поразительно, если учитывать ее весьма сомнительное происхождение.

Прусский посол писал по этому поводу своему королю:

«В Королевском совете не принимают ни одного сколько-нибудь значительного решения