— Вахтенные — на гитовы! Парус — поднять! — скомандовал юнит, принявший от Кондратия бразды правления.

Сам триерарх сидел на намертво закрепленном деревянном стуле подле штурвала и, как полагается морскому волку, смолил изогнутую трубку с изжеванным загубником. Вперил взгляд в горизонт, повернулся и зыркнул выпуклыми глазами на уплывающий берег.

— Полрумба круче к ветру, — бросил он рулевому и достал из плетеной корзины бутылку темно-красного вина. — Фортис, ты как? Ага, понял. Эй, вестовой, стаканы, живо! Дамы?

Юстина сделал знак своей птице, та быстро снялась с реи и, скользя в восходящих потоках воздуха, направилась в открытое море. Заметив, что буквально в нескольких метрах перед форштевнем появился острый плавник, я быстро переместился на нос и увидел в изумрудной воде пятнистое тело крупной белой акулы, поймавшей спутную волну от нашего судна. Обернулся, хотел позвать остальных, посмотреть на этого удивительного лоцмана, но осекся, поняв, что я единственный, для кого появление акулы-людоеда — неожиданность. Все ясно. Тоже питомец. Судя по насмешливому взгляду Кондратия — его питомец. Хороший выбор. Смесь акулы и золотой рыбки с удовольствием выполнит ваши последние три желания!

Ночь я провел, растянувшись на шелковом покрывале, прямо на палубе, на корме. Девушки удалились отдыхать под навес, а Кондратий храпел рядом. Приблизительно через час после отхода от причала началась приличная боковая качка, но, увидев мою скривившуюся физиономию, Юстина скормила мне какой-то эликсир, отчего морская болезнь мгновенно ушла. Калипсо, между прочим, от допинга воздержалась. Гребцы и солдаты легли вповалку на палубе, между рядами весел. Деканы[28]контуберний[29]устроились на тюках с запасным такелажем, остальные довольствовались меньшим — кто приспособил под голову захваченные из дому мешки, некоторые спали на расстеленных по доскам палубы холщовых полотнищах. Потом волнение на море стихло, и либурна тихо заскользила под парусом в ночном штилевом море. Над морем низко раскинулось жемчужное покрывало звезд.

Андрей Винокуров. Почти проваленная кампания

К островам Фонвиллы мы подошли следующим вечером под покровом сгущающихся сумерек. Оба питомца свалили на разведку. «Фульмината» бесшумно вытравила оба якоря и замерла до утра, покачиваясь на волне. На корабле установилось напряженное молчание. Огней не разжигали, поужинали загодя приготовленными продуктами. Вдоволь напились воды из кожаных фляг. Кондратий выдал команде сверх нормы по кварте легкого кислого вина и приказал всем отдыхать, строго предупредив насчет соблюдения тишины. Через час вернулся альбатрос Юстины. Он опустился на палубу прямо к ногам своей хозяйки и доложил:

— На ближних к нам островах в рыбацких деревнях тихо. Чуть восточнее оконечности Плисандра, — а я уже знал, что это второй, самый крупный остров архипелага, — в проливе в дрейфе стоят две монеры. Паруса не только спущены, а и убраны. Видимо, в починку. Я кружил над ними и слышал разговоры вахтенных — оба корабля недавно попали в шторм, и их изрядно потрепало. У одного даже сломало мачту. Часть команд отпустили на берег в деревню. — Альбатрос говорил неожиданно ясным мелодичным женским голосом.

Юстина переглянулась с Кондратием.

— Завтра перед рассветом выдвигаемся. Призови Витулума, — так звали акулу, — он промерит глубины на пути. Здесь могут быть коварные мели. Пойдем под веслами. А теперь лучше как следует выспаться перед боем.

Утром я разлепил глаза и понял, что еще не утро. Оно только собиралось почтить нас своим присутствием, а юниты уже деловито разбирали снаряжение, кто-то торопливо перекусывал, небольшая курия из нескольких человек, столпившись на носу «Фульминаты», возносила молитвы богу Марсу. Юстина с Кондратием тихо совещались на мостике, Калипсо с полузакрытыми глазами меланхолично жевала лепешку и запивала ее мелкими глотками из плоской фляжки. Не успел я подняться, как вестовой убрал за мной постель и на ее место поставил тазик с пресной водой для омовения. Пока я, щелкая зубами от холодной воды, прогонял дремоту, рядом с тазиком возникли кувшинчик вина, кусок соленого мяса и несколько овощей.

Через полчаса скрипнули уключины, хлопнул натягиваемый шкотами квадратный парус с морской звездой по центру, и мы, набирая ход, направились к островам. «Фульмината» прорезала волны на середине пролива, распугивая ранние рыбачьи лодки. Берега островов, окаймленные живописными лагунами со светло-бирюзовой водой, покрывали густые мангровые заросли. Позади литорали и сплетений стволов кустарника стеной вставали кокосовые пальмы. На обоих островах вдали от пляжей в небо уходило несколько дымков. Видимо, от очагов обитателей архипелага. Мы лихо обогнули узкий, выдававшийся далеко в море мысок, и я увидел приплюснутые силуэты двух однопалубных кораблей. Повинуясь командам, гребцы взяли самый быстрый темп. Мы надвигались на буканьерские суда из утреннего полумрака, стремительно, как атакующая гадюка. Наш таран хищно нацелился на беззащитный бок ближней монеры. На пиратских посудинах тревожно пропели сигнальные горны. Ага, они заметили неминуемую угрозу. Раздались истошные крики, по палубам заметались фигурки людей. Бойцы манипула Веймаров присели на деревянный настил в ожидании удара. Когда до борта монеры оставалось не больше двадцати метров, выстрелил носовой скорпион, и его гарпун пробил бок второго пиратского корабля чуть выше ватерлинии. Пять метров. Два. Удар! Несмотря на то что мы были готовы, многие все равно кубарем полетели с ног. Через секунду на палубу монеры перекинули абордажный мостик, и первая волна наших солдат бросилась на врага. Другая часть метнула короткие тяжелые дротики с борта «Фульминаты». Я видел, как палуба монеры окрасилась первой кровью. Пузырьки адреналина вскипятили мозг, я издал воинственный клич (нечто усредненное между футбольной речовкой и кудахтаньем) и рванул в гущу схватки. Юстина попробовала схватить меня за шиворот, но куда там! У моего доспеха нет шиворота!

Веймары шли сметающим защитников монеры потоком. Я всегда считал себе эгоистом, но все же эгоистом с гуманистическим уклоном. Профессия предполагала. Как же быстро слетел с врача-бизнесмена тонкий налет цивилизованности, стоило только мне попасть в настоящую мясорубку! И хотя пираты лично мне ничего плохого не сделали, первобытное желание раскроить кому-нибудь череп переполняло душу. Рубка в строю оказалась совсем не такой, как я ее себе представлял по книгам и фильмам. Воины в первых рядах качались плотной массой, притиснутые друг к другу напирающими задними рядами. В ход шли короткие мечи, которыми бойцы пытались достать друг друга из-за щитов. Вот и я, изловчившись, через широкую спину принципа залепил одному из противников топором прямо по голове. Лезвие скользнуло по шлему и вонзилось в шею. Пират закричал и начал заваливаться вбок. От его ли крика, или от сознания, что первый раз в жизни убил юнита, но боевой пыл из меня вмиг выветрился. Я сместился вбок, оказался прижат к дальнему от «Фульминаты» борту монеры и перевел дух. Чтобы унять бешеное сердцебиение и избавиться от сонма нахлынувших мыслей и чувств, я стал рассматривать пиратов, благо наши уверенно перли вперед, и опасность моей шкуре не угрожала.