Таксист сам вызвался позвать охранника, наверное, побоялся, что Динка уже прибыла по назначению и просто исчезнет за дверью «Рояля». В таком-то виде? Охранник вызвал Стаса, тот дал ей деньги, и скоро Динка уже была дома.

Отлежалась в ванной, напилась чаю, а где-то через час раздался звонок, звонил Тимур.

— Дина, ты была сегодня у Максима? — его голос звучал глухо и обеспокоенно.

— Что случилось, Тимур? — ее снова стало трясти. И дальше она слышала, как в тумане.

— Горец машину разбил, ехал в казино пьяный в… Ладно, так ты была там?

Отпираться было глупо.

— Я так и подумал, что без тебя не обошлось. Он в таком виде никогда бы не сел за руль. Хорошо, иди спать.

— Подожди, Тимур! — она даже крикнула от отчаяния. — А Максим?…

— Да что ему сделается, твоему Максиму? — снова эта злость в голосе, — машина «в ухнарь», а у него только пара царапин, а ведь автогеном из машины вырезали, — пауза, а потом несмело спросил: — Дина, хочешь я приеду?

— Спасибо, Тимур, не надо…

Динка спала урывками, а наутро вдруг провалилась в глубокий сон и когда проснулась, первое, что пришло в голову — ей все приснилось. И украденный кошелек, и ливень, и пьяный Домин, а главное, звонок Тимура. Но тут же реальность выстрелила в сознание тем, что нет, не приснилось.

Она действительно вчера была дома у Максима, снова сбежала от него, а пьяный Домин, выйдя из ванной и не увидев Динки, сел в машину и поехал ее искать. И сообразил же, несмотря на свое зомби-состояние, куда она подастся в поисках денег, поскольку угробил свой внедорожник, не доехав пару кварталов до «Рояля». Все это уже днем поведал Динке позвонивший Алексей.

Протяни Домин еще немного, в казино его, конечно же, сумели бы остановить, а так машина восстановлению не подлежит, а вместе с ним и все Динкины мечты, ожидания и надежды. Впрочем, как и сами по себе только-только начавшие определятся отношения с Максом. Динка очень сомневалась, что их встреча на трезвую доминскую голову будет радостной и счастливой.

И все равно она еле дождалась вечера и пришла в казино самая первая. Конечно, Максима она сегодня вряд ли увидит, но может быть Тимур что-то новое расскажет?

Рассказал Плоский. Динка стояла в холле, делая вид, что поправляет волосы перед зеркалом, а на самом деле просто уже не могла находиться в стафф-руме, где ощущала себя в полной изоляции. Вошли Плоский с Кадром и уселись в холле на диване, по сложившейся традиции нагло на нее пялясь.

— Что, кукла, попала ты, — с явным удовольствием сообщил Плоский, не ехидничая, а просто констатируя факт. — Теперь тебе всю жизнь придется на Горца горбатиться, пока «бэху» ему не отработаешь.

— У нас рабство отменено, — не поворачиваясь, ответила ему Динка, пристально рассматривая в зеркало правую бровь, вдруг чрезвычайно озаботившись ее внешним видом.

— У вас может быть, — подмигнул ей Игорь, — а у нас его самый расцвет!

— Я не садила твоего Горца пьяным за руль, — Динка продолжала говорить, а внутри уже все холодело и покрывалось ледяной коркой, поскольку в глубине зеркала отражался Домин, стоящий в дверях. Он не выглядел израненным калекой, лишь у виска пролегало две глубокие царапины. — Так что мне все равно.

И Плоский, и Кадр тут же испарились, Динка закрыла глаза. Им все равно придется поговорить, так что бессмысленно убегать и прятаться.

— Это я как раз понял, — сказал Максим. Очень холодно и неприятно сказал. — Понял, что тебе на меня наплевать, можешь не повторяться. Скажи только, зачем ты вообще вчера приходила, если сразу же сбежала?

Динка изумленно вскинула голову и развернулась на сто восемьдесят градусов.

— Ты еще спрашиваешь? — ее словно прорвало. — Ты сам дал мне ключи и сказал, что я могу прийти в любое время. Я не знала, что ты вернулся, так была рада, а ты мне столько всего наговорил…

— Я был пьяный, Дина, — простонал Максим, прикрывая рукой глаза, — я вообще ничего не помню, помню тебя в моем халате в кресле и все. Разве ты не видела? Я потому и не звонил тебе, — он добавил уже тише, — потому что собирался надраться, меня в таком состоянии лучше не трогать. И надо же, чтобы ты пришла именно вчера.

— Да, мне повезло, — кивнула Динка, — я узнала о себе много интересного. И знаешь, с меня хватило, больше желания нет.

— Я был пьян, — он буквально прорычал и схватил ее за запястье, но Динка вырвала руку и увернулась от надвигавшегося на нее Домина.

— Мне нужна была помощь, Макс, вместо этого ты меня как в грязи вывалял. Если бы ты только себя слышал…

…Зато он еще говорил, что влюбился в нее, и надышаться не мог, и что она пробралась глубоко в его душу, но проклятое упрямство отгоняло эти мысли и лишь больше распаляло собственные обиды.

— Так что вали, Домин, к своим кристалльно честным и порядочным проституткам, не нужны тебе нормальные девушки…

Он схватил ее теперь за оба запястья и вжал в стенку.

— Нормальные? А где ты здесь видишь нормальных? Малолетняя избалованная эгоистка, вот ты кто, если бы ты была нормальная и, — он совсем перешел на шепот, — и если бы думала не только о себе, то просто задвинула бы мне по загривку, я и так еле на ногах держался, а утром бы уже разбирались. Да я в ногах у тебя ползал бы за каждое слово, которым обидел. А ты просто сбежала. Ты знала, что я поеду за тобой, видела, что я почти невменяемый, но тебе плевать, тебе все равно. Хватит, — он разжал пальцы и оттолкнулся от влипнувшей в стену Динки, — меня достала эта песочница. Тебе нужны такие же сопляки, как твой Влад, так вперед, до большего ты еще не доросла.

Динка с отчаянием смотрела на Макса и понимала, что он прав, абсолютно и бесповоротно, а особенно было горько осознавать, что она, убегая, даже надеялась в глубине души, что он помчится за ней на крыльях любви. Только вот мозгов сообразить, что мчаться Домин будет не на крыльях любви, а на своей машине — пьяный, под проливным дождем — как выяснилось, не хватило.

Она смотрела на его прочерченный порезами висок, на поджатые губы, на серые глаза, в глубине которых горел все тот же знакомый огонь, и ей уже не хотелось бросаться глупыми обвинениями, а хотелось провести пальцами по лицу, коснуться виска губами, целовать его глаза, пока в них снова не появится тот насмешливый прищур, что так ей нравился.

Но теперь между ними пролегла широкая трещина, которую она как бы ни хотела, не могла переступить, потому… Да потому что теперь сам Максим бы не позволил, Динка неизвестно откуда это понимала.

— Я мог убить кого-то, Дина, — отрешенно продолжал тем временем Макс, и Динку бросило сначала в жар, а потом назад в ледяной морок. Господи, он ведь правда мог стать невольной причиной чьей-то смерти, какая же она дура… — Я молчу о том, что мог разбиться сам, но это, как я понимаю, волнует тебя меньше всего. Так что все только к лучшему. И еще, — на этот раз он чуть не вывернул ей руку, что она даже тихонько охнула, — сегодня ты в последний раз позволила себе послать меня. Я женщин не бью, но обещаю тебе больше не сдерживаться, так что придержи язык. Хотя какая с тебя женщина…