Эта стратегия должна была продолжать реализацию целей, поставленных в трех директивах по национальной безопасности (National Security Decision Directive) – «NSDD-32», «NSDD-66» и «NSDD-75», подписанных Рейганом в марте, мае 1982 и январе 1983 года соответственно. В них заявлялось, что целями политики США в отношении СССР является «нейтрализация» советского влияния в Восточной Европе, подрыв советской экономики методом атаки на ее «стратегическую триаду», т. е. на базовые отрасли советского народного хозяйства, и достижение «фундаментальных изменений советской системы», т. е. отказ СССР от социализма.

Но Горбачев счел лишним обременять членов ПБ обсуждением американских планов, которые представляли реальную угрозу для СССР. Он предпочел, чтобы ПБ оценило его «прорывное» заявление в Нью-Йорке. Члены ПБ не возражали и высоко «оценили» вклад генсека в дело мира.

Рыжков отметил, что выступление Горбачева в ООН – это крупнейший политический шаг во внешней политике Союза ССР. Шеварднадзе также полностью поддержал линию генерального секретаря. Секретарь ЦК КПСС В. Медведев заявил, что «выступление Михаила Сергеевича на Генеральной ассамблее – это крупнейший акт в области внешней политики».

Идеолог А. Яковлев утверждал, что теперь «Буш в основном и главном пойдет по линии перемен, деваться ему, собственно, некуда». Он также отметил, что главное достижение Горбачева – «это исчезновение у американцев образа врага» в отношении к СССР.

Министр обороны СССР Д. Язов, опережая вопрос Горбачева, бодро доложил, что «уже разработаны планы вывода войск из ГДР, ЧССР, ВНР и ПНР». Также сообщил, что в Группе советских войск все с одобрением отнеслись к этому. Язов при этом умолчал, что вывод 6 тыс. танков полностью менял структуру вооружения всей Группировки советских войск в Восточной Европе и СССР лишался своего основного преимущества. Министра также не обеспокоило, куда будут выводиться войска из Восточной Европы.

Сегодня известно, что уже в конце 1991 года, то есть на три года раньше срока, из ГДР была выведена треть советского воинского контингента, который, в том числе и семьи офицеров, был выброшен палаточные городки, наспех развернутые в полях. Те, кто пережил это предательство, рассказывали, что если бы собрать слезы жен и детей офицеров, замерзавших в палатках, то их хватило бы для того, чтобы утопить Горбачева и Язова. Кстати, никто на Западе не настаивал на мгновенном выводе советских войск. Этот процесс мог длиться и 20 лет.

Вероятно, в администрации президента Буша от души порадовались, читая протокол заседания Политбюро от 27–28 декабря 1988 года. Насущные политические вопросы, а точнее вопросы выживания СССР, членов ПБ интересовали значительно меньше, нежели желание понравиться генсеку. Буш мог надеяться на беспрепятственную реализацию «Мандата на руководство-3».

Вот так решались судьбоносные для СССР вопросы на ПБ. В дальнейшем члены ПБ без особых возражений поддержали решения генсека о сдаче ГДР, о роспуске Варшавского блока, о согласии на вступление объединенной ФРГ в НАТО, о поспешном выводе советских войск из стран Восточной Европы, о развале социалистического содружества и т. д. и т. п.

Сегодня бывшие соратники Горбачева утверждают, что противостоять генсеку было невозможно, так как этого не позволяла партийная дисциплина. В этой связи напомню байку, которую мне рассказали в аппарате ЦК КПСС. Якобы, если бы генсек предложил членам ПБ коллективно повеситься, то у них возник бы лишь один вопрос. «Веревки мылом смазывать или нет?» В этой ситуации возникает и другой вопрос: «Неужто повесились бы?»

При такой ситуации генсек счел возможным вообще не советоваться с членами ПБ. Известно, что весной 1991 года Политбюро не собиралось три месяца. По этому поводу Юрий Прокофьев, первый секретарь Московского ГК КПСС, заявил: «Если Политбюро в ближайшее время не будет созвано, я потребую на Пленуме ЦК ликвидировать этот орган. Мы – члены Политбюро и не должны нести ответственность за единолично принимаемые Горбачевым решения». Об этом написал В. Болдин в книге «Крушение пьедестала…».

Напомню, что в 1991 году Горбачев обладал поистине диктаторскими полномочиями, которыми его наделил IV съезд народных депутатов СССР в декабре 1990 года, в рамках которых места для Политбюро не предусматривалось.

Возникает вопрос. Почему генсек ЦК КПСС доводил все свои перестроечные начинания до критического состояния, а затем шел на безоглядную сдачу позиций СССР? Ведь не был же он настолько глуп? Дело в том, что Горбачев к приходу в ЦК КПСС уже являлся латентным (на подсознательном уровне) агентом Запада, точнее западного образа жизни. Напомню страстное желание Горбачевых устроить так, чтобы в СССР жили, как во Франции, о котором я писал.

После общения Горбачева с А. Яковлевым и Э. Трюдо в Канаде (1983), М. Тэтчер в Англии (1984), Р. Рейганом в Женеве (1985) и Рейкьявике (1986) Михаил Сергеевич стал убежденным сторонником капиталистического ведения хозяйства. Сам он это скрывал, но духовный наставник Горбачева А. Яковлев в постсоветский период рассказал об этом.

При этом Александр Николаевич сослался на свою записку Горбачеву, написанную в декабре 1985 года, то есть накануне перестройки (интервью «Независимой газете», 02.12.2003): «В ней все было расписано: альтернативные выборы, гласность, независимое судопроизводство, права человека, плюрализм форм собственности, интеграция со странами Запада… Михаил Сергеевич прочитал и сказал: рано. Мне кажется, он не думал, что с советским строем пора кончать, и удовлетворился бы ликвидацией наиболее очевидных несуразностей. Не знаю. Но факт, что, в конце концов, нам пришлось выполнить практически все, что было в той записке».

Следует признать, что, критикуя советский социализм, Яковлев, как умный враг, во многом был прав. Замечу лишь, что следует иметь в виду – социализм в СССР строился в условиях враждебного окружения. Поэтому он существенно отличался от социализма-коммунизма, о котором писали и мечтали К. Маркс и Ф. Энгельс. В этой связи произошла абсолютизация и догматизация основных марксистских постулатов, которая обусловила искажение их подлинной сути. Например, диктатура пролетариата выродилась в диктатуру партийного аппарата, равенство превратилось в уравниловку и т. д.

Поэтому Яковлеву трудно возражать, когда он в том же интервью вспоминал: «В Канаде, например, я по-настоящему узнал, что такое фермерская система. Мне стало ясно, что фермер работает больше и лучше, чем наш колхозник. И живет тоже лучше. Я с удовольствием изучал, как работает канадская судебная система, и, естественно, сравнивал с нашей. Более всего меня поразила там степень защищенности человека. Я вырос в государстве, где гражданин был априори виновен во всем и перед всеми – перед милиционером, перед домоуправом, перед партийным бюро…»

Единственное, о чем Яковлев предпочел забыть в своем интервью, – это то, что суть капитализма не только во власти капитала и частной собственности, но, прежде всего, в получении прибыли любым путем и любыми средствами. За постсоветские 25 лет россияне убедились в этом на собственном опыте.