к протестантизму. В начале 1600-х годов астрономической работе Галилея мешали католические догмы и итальянской церковной иерархии, которая была полна решимости сохранить свою монополию на толкование Священного Писания. В конце того же века Исаак Ньютон и его английские современники все еще были вынуждены осторожно подходить к вопросам религии, даже если они не сталкивались с теми же личными опасностями или препятствиями, налагаемыми остатками средневековых теократий.

Однако было много других европейских стран, которые стали протестантами и не переняли промышленные технологии раньше времени, включая Скандинавию, Германию и то, что стало Чешской Республикой. Франция, преимущественно католическая страна, в восемнадцатом веке по общему уровню научных знаний была, по крайней мере, на одном уровне с Британией. Франция также была одной из самых быстрых стран, внедрявших промышленные технологии в начале девятнадцатого века. Католическая Бавария стала инновационным и промышленным центром в 1800-х годах, и это положение она занимает и сегодня. Одним из мест на северо-западе Европы, где раньше, чем в Великобритании, были освоены ранние текстильные технологии, был преимущественно католический Брюгге, который сейчас находится в Бельгии. В Брюгге в тринадцатом веке работали самые искусные европейские прядильщики и ткачи.

Также маловероятно, что религиозные меньшинства, такие как квакеры или другие нонконформистские протестантские секты на севере Англии, сыграли определяющую роль. Хотя такие религиозные убеждения повлияли на мировоззрение и амбиции некоторых людей, в большинстве других стран, переживших Реформацию, было похожее сочетание групп, но индустриализация произошла лишь позднее.

Может быть, дело в удаче нескольких выдающихся предпринимателей, совершивших первые прорывы? Отдельные личности были важны, но эта трансформация была связана не только с горсткой людей. Например, в текстильной промышленности в 1700-х годах не менее трехсот человек внесли значительный вклад в развитие современных технологий производства. В более широком смысле промышленная революция включала в себя инвестиции, сделанные тысячами людей, и, скорее всего, десятками тысяч, если мы включим всех соответствующих лиц, принимавших решения, и инвесторов в течение восемнадцатого и начала девятнадцатого веков.

Природные ресурсы также не были определяющим фактором британской индустриализации. Один из наиболее влиятельных альтернативных взглядов придает большее значение доступности угля. Британия действительно выиграла от наличия железной руды приличного качества, доступной рядом с угольными месторождениями на севере и в средней полосе Англии. Но это не объясняет критически важную раннюю фазу британской промышленной революции, которую возглавили текстильные фабрики, работающие на воде. В одном из исследований было подсчитано, насколько развитой была бы экономика Великобритании в 1800 году, если бы паровой двигатель Джеймса Уатта так и не был изобретен. Вывод: уровень развития, достигнутый к 1 января 1801 года, был бы достигнут к 1 февраля 1801 года - задержка всего на один месяц!

Уголь и железо стали играть гораздо более важную роль во второй фазе промышленной революции, примерно после 1830 года. Но самым важным сырьем для первой части промышленной фазы был хлопок, который не растет ни в Великобритании, ни в большинстве стран Европы.

Другая группа аргументов подчеркивает различные экономические факторы, которые могли дать преимущество Великобритании. Наиболее важным является то, что внедрение технологий, позволяющих экономить на рабочей силе, становится гораздо более привлекательным при высокой заработной плате, поскольку в этом случае можно добиться большего снижения затрат за счет использования новых технологий. К середине 1700-х годов заработная плата в некоторых районах Британии, в частности в Лондоне, была выше, чем практически в любой другой точке мира. Но и в этом Британия не была уникальной. Заработная плата была высокой и в Нидерландах, и в коммерчески ориентированных частях Франции.

В любом случае, стоимость рабочей силы, скорее всего, была фактором, способствовавшим, а не главной движущей силой британской индустриализации. Рост производительности труда в текстильной промышленности, когда он наконец начался, был поистине впечатляющим - десятикратное, а затем и стократное увеличение производства на человека. Относительно скромные различия в заработной плате между Британией и Нидерландами или Францией вряд ли были решающим фактором, определявшим, когда и будут ли внедрены эти технологии.

Более того, канал от заработной платы к внедрению технологий действует, когда затраты на рабочую силу высоки по отношению к производительности. Напротив, если работники более производительны, то их замена не так привлекательна. Отчасти причиной высоких зарплат в Великобритании XVIII века были высококвалифицированные, хорошо обученные ремесленники.

Могли ли эти кустарные или практические инженерные навыки рабочей силы послужить толчком к британской промышленной революции? Механические знания таких новаторов, как Джордж Стефенсон, были важны, но общие навыки рабочей силы, похоже, не были решающим фактором. Рабочие со специализированными навыками и соответственно высокой производительностью труда в своей профессии не были широко распространены в британской экономике. Грамотность дает представление об общем уровне навыков в стране. В 1500 году только 6 процентов взрослых англичан могли подписать свое имя, а в 1800 году этот показатель вырос до 53 процентов. Уровень грамотности голландцев был выше в оба года, в то время как Бельгия была впереди в 1500 году и чуть позади в 1800 году. Франция и Германия начинали почти на том же уровне, что и Англия; к 1800 году они отстали, составив 37% и 35% соответственно.

Более того, многие знаковые технологии той эпохи, вместо того чтобы использовать ремесленные навыки, оттачиваемые веками, были направлены на замену их машинами и более дешевым трудом неквалифицированных мужчин, женщин и детей. Наиболее известны случаи, когда квалифицированные ткачи были вытеснены со своих рабочих мест механизированными рамами, что вызвало то, что позже стало известно как бунты луддитов.

Производительность сельского хозяйства также вряд ли обеспечила решающее преимущество Британии. Урожайность сельского хозяйства росла на протяжении предыдущих столетий, и это создало почву для впечатляющего роста городов. Но и здесь Британия не была исключительной. Производительность сельского хозяйства росла во многих частях Западной Европы, включая Францию, Германию и Нидерланды, где также наблюдался быстрый рост городов. Более того, масштабы этого роста были ограничены в средневековой Европе и вряд ли могли послужить толчком к индустриализации. Тот факт, что эти достижения не были широко распространены, также означал, что они не вызвали широкого спроса на текстиль или предметы роскоши в Британии.

Относительно высокие уровни ремесленных навыков, заработной платы и производительности сельского хозяйства также не отличают Британию от Китая. Историк Марк Элвин утверждает, что начиная с XIV века Китай находился в "ловушке равновесия высокого уровня" именно потому, что имел высокие зарплаты и производительность, но не проявлял склонности к индустриализации.

В XVII и начале XVIII века население Великобритании, а также спрос на продукты питания и одежду быстро росли. Население Англии выросло с 4,1