Архипов с трудом поднял голову и обратил помутневший взгляд на дочь.

— Извини, я…

— Каковы шансы, что я унаследовала болезнь мамы?

С ощутимым, гигантским трудом Архипов взял себя в руки и выпустил правду наружу. И будто сдулся, опустел внутри, потому что в нём не было ничего, кроме этой правды. И теперь она вырвалась, опустошая его, превращая в шелуху.

— Мы сделали тест, когда ты была маленькой.

— Стопроцентная гарантия?

— Так сказал генетик. Но мы можем найти других специалистов…

— Когда появятся симптомы?

Архипов копался в кармане, слишком долго, будто ещё надеялся спрятать остатки правды, но потом достал информацию о болезни и протянул Дарси.

— Как скоро я заболею? — спросила она, положив бумагу на колени. Читать она сейчас не могла.

— Скоро.

— Когда ты собирался сказать мне о болезни?

— Я… — Архипов потянулся взглядом к Демьяну, ища поддержки, и в глазах Дарси промелькнуло презрение. Всего на секунду, но оно отпечаталось в атмосфере гостиной. — Я бы сказал тебе…

— Сказал бы? Уверен в этом? Даже если бы я не потребовала информацию о маме и не пригрозила нанять детектива?

— Я не хотел тебе говорить! Какой отец этого захочет?! — вдруг взорвался Архипов, но гнев быстро затих, пузырьками вытек из его голоса. — Твоя мать пряталась все эти годы, чтобы ты не узнала о диагнозе раньше времени. Чтобы никто не узнал, потому что в кругу наших знакомых много медиков и тех, кто копается в чужих делах. Тамара исчезла, чтобы защитить тебя от правды. И… чтобы ты не видела, какая она, эта болезнь…

— Какая? — голос Дарси был сиплым, безжизненным.

— Безжалостная. Тамара хотела подарить тебе годы счастливой и беззаботной жизни, и у неё получилось. Но она заставила меня пообещать, что я скажу тебе правду до начала симптомов. Твоя мать сожалела, что не знала о болезни заранее. Безумно сожалела.

— Почему? — Дарси нахмурилась, в ней уже зарождалась догадка. — О боже! Потому что тогда она бы не завела ребёнка. Меня.

— И не только, — еле слышно прохрипел Архипов. — Она бы провела последние здоровые годы по-другому. Наплевала бы на обиды, не тратила себя на пустяки. Знаешь, как говорят, что надо жить каждый день, будто это твой последний? Почти никто так не живёт, пока его не прижмёт. А следовало бы!

Дарси сжимала пальцами виски, тёрла их, пробуждая себя от шока. Сейчас она казалась крохотной, меньше своего роста. Как может такая разрушительная болезнь уместиться в такой маленькой женщине?

— Мои школьные подруги считали тебя крутым и прогрессивным отцом, потому что ты отправил меня к гинекологу за контрацептивами. А у тебя были мотивы посильнее обычных. Ты учил меня жить на полную катушку, ни в чём себе не отказывать. Старательно отговаривал меня от серьёзных отношений, и теперь я понимаю, почему. А с Кириллом… — Дарси отняла ладони от висков и посмотрела на отца: — Ты сказал, что рад нашей свадьбе!

— Я рад… что ты… я… рад…

— Ничему ты не рад! Ладно, про детей я могу понять, но со свадьбой-то что не так? Я скажу Кириллу правду. Если он не передумает на мне жениться, разве это плохо?..

Дарси сломалась внезапно и быстро, как часы. Секунду назад задавала вопросы — и вдруг обняла колени и вгрызлась в кожу, подавляя рыдания. Её блуждающий взгляд горел.

— Какую чушь я несу! Какая свадьба? О боже! Боже-боже-боже! — Резко опустив ноги, она выпрямилась. — Ещё новости есть? Нет? И на том спасибо! Итак: я вот-вот заболею. Лечение только симптоматическое, остановить ухудшение нельзя. Сколько я проживу?

— При хорошем уходе…

— Меня интересует средняя продолжительность жизни! — Дарси развернула бумаги и, не найдя нужной информации, достала телефон. — О как! Мама прожила дольше, чем остальные. Ты очень хорошо за ней ухаживаешь. Хотя то, какая она сейчас, это не жизнь. — Через тело Дарси прошла судорога, такая сильная, что сдвинулся стул. — Если не возражаешь, я возьму распечатки с собой.

Поднявшись с места, она пресекла попытки задержать и разговорить её.

— Мне нужно побыть одной! — отрезала. В дверях остановилась и посмотрела на отца. — Спасибо, пап!

— За что? — Архипов отшатнулся, испугался этих слов. За ложь не благодарят, и за такую правду тоже. А особенно не благодарят за его сегодняшнюю слабость.

— За то, что нёс этот груз на себе долгие годы. За то, что позволил мне быть счастливой и ни о чём не догадываться. За то, что баловал меня как принцессу. А ещё спасибо, что не позволил мне пригласить на дачу Кирилла. Хорошо, что его здесь нет. Надо всё продумать, прежде чем сообщать ему о болезни. Бедняга, для него это будет шок!

Дарси вышла из гостиной и поднялась к себе в спальню. Она казалась спокойной. И только те, кто хорошо её знают, видели, что это спокойствие страшнее истерики.

Но кто такой Демьян, чтобы знать Дарси? Он ей никто.

* * *

Было сложно оставаться никем для Дарси. Особенно когда Нонна с Архиповым спорили, кому зайти в комнату и проверить бедняжку. В конце концов зашли оба, оставляя Демьяна за дверью. По их словам, Дарси спала, но верилось в это с трудом.

Демьян вышел к озеру, бросил пару камешков, пуская рябь по воде. Архипов с Нонной следили за ним с веранды. Они выпили рекордное количество чая и кофе, весь день бродя как неприкаянные.

Нонна отнесла ужин Дарси в комнату.

— Как она? — спросили мужчины.

— Заплаканная. Говорит, не надо врача, хочет побыть одной.

А Демьяну приспичило быть рядом с Дарси. Он понятия не имеет, как помочь, но без неё всё не так. От кофе дрожат руки, а на убитого горем Архипова тошно смотреть. И только Нонна возится, создавая иллюзию жизни вокруг. Из-за стресса она напекла столько всего, что хоть ларёк открывай.

Казалось, день никогда не закончится, но наконец стемнело. Архипов зашёл проведать дочь. Она ответила ожидаемым: «Мне ничего не нужно, спи спокойно».

Демьян мучился. Раз сто прошагал по дому, потом сел у двери Дарси как страж. Попытался представить себя на её месте, но не смог. Невозможно осознать такую резкую перемену в жизни. Тогда он стал думать о брате. Кирилл сойдёт с ума от расстройства. В том, что брат любит Дарси, Демьян не сомневался. А вот что будет дальше…

Так и сидел в полудрёме, пока не почувствовал холодок на коже. В коридор вышла Дарси в белой пушистой пижаме с изображением лягушонка на груди.

Демьян ждал, сидел под дверью, а теперь не знает, что сказать.

— Это моя любимая пижама, — Дарси слабо улыбнулась. — Папа подарил мне её на Новый год. В детстве моя голова казалась большой по сравнению с телом, и папа дразнил меня головастиком.

Оглянувшись на спальню отца, она зашептала: