Хотя мне лишь немного за 30, я вполне уверен, что все эти годы я прекрасно справлялся со своими обязанностями.

О, ради всего святого, нет! НЕТ!

Я громко вздыхаю, гневно протестуя. Да, он хочет, чтобы прямо сейчас мы применили полученные знания на практике. Это еще хуже, чем обычная групповая работа, которой нас напрягают на подобных занятиях. Я встаю со стула и, сделав максимально злое выражение лица, тренируюсь сгибать колени вместе со своими коллегами.

Мэтти, ты только посмотри на мои колени! Это же настоящее чудо. Они сгибаются так, как и должны сгибаться суставы.

«Как говорит Мэтью…» Я закрываю глаза в надежде, что у меня при этом заткнутся уши. Этого не происходит. Мне ничего не остается, кроме как медленно выдохнуть и снова представить себя на пляже. К сожалению, пиво уже успело нагреться, а на море начался отлив.

Большое спасибо, Мэтти.

Пятница, 25 января

Мы сидим друг напротив друга несколько минут, и миссис Петрова говорит на французском, вовсе не похожем на тот, что я изучал в школе (а это единственный иностранный язык, хоть немного мне знакомый). Я улыбаюсь и киваю, радостно сообщая, что я не понимаю ни одного ее слова. Она улыбается, кивает в ответ и продолжает говорить. Она подает мне то, что, по моим предположениям, является письмом от болгарского врача. Я беру его с энтузиазмом, надеясь, что оно написано на английском.

Разумеется, нет.

Мой телефон, над которым мы оба наклонились, продолжает повторять, что услуги переводчика сейчас недоступны и нас соединят с переводчиком с болгарского, как только он освободится. Мои надежды завершить вечерний прием вовремя и успеть приехать домой до купания Уильяма (теперь это моя любимая часть каждого дня) испаряются с каждым изнуряющим телефонным гудком. Я улыбаюсь, поднимаю брови и пожимаю плечами. Будем честны: сейчас мне больше ничего не остается.

Миссис Петрова смеется. Возможно, в Болгарии пожимание плечами — какой-то забавный жест. Я мог бы объяснить ей, что в Великобритании он просто означает, что я понятия не имею, что делать. Знаете что? Я действительно не имею представления, чего вы хотите, миссис Петрова. Вдруг вмешивается судьба. Луч надежды в царстве тьмы. Миссис Петрова достает четыре потрепанные коробочки с лекарствами и стучит по ним. Взяв их в руки, я понимаю, что они пусты. Я снова смотрю на письмо болгарского врача, и, хотя непонятные слова на чужом языке остаются для меня загадкой, я могу распознать (и, следовательно, ввести в поисковую строку Google) торговые названия препаратов, которые ей назначили. Я задумчиво киваю, внезапно почувствовав себя бюджетной медицинской версией Шерлока Холмса.

Пустые коробки из-под лекарств. Пациентка стучит по ним. Письмо, написанное месяц назад.

Я улыбаюсь и говорю на корявом английском: «Пустые? Нужно еще?»

Она с энтузиазмом кивает. Джекпот! Теперь мы движемся в правильном направлении. Я поворачиваюсь к компьютеру и начинаю повторно выписывать эти препараты, предварительно проверяя, не назначаю ли я по ошибке фантастически опасные лекарства (поверьте, такое раньше случалось). Да, это препараты для здоровья сердечно-сосудистой системы, которые помогают контролировать артериальное давление, снижать уровень холестерина, минимизировать риск образования тромбов и поддерживать хорошую работу сердца. Может, месяц назад в Болгарии у нее случился сердечный приступ? Опять же, я могу ошибаться. Мне до сих пор не удалось связаться с переводчиком. Никто не хочет помочь бедной миссис Петровой быть услышанной, а мне — приехать домой к купанию Уильяма.

Мы не можем сидеть здесь вечно, но я не могу просто выписать ей препараты, не удостоверившись, что в «Дейли мейл» не выйдет статья под заголовком «Терапевт прописывает лекарства наугад». Я достаю телефон и быстро убираю уведомление о том, что крестный Уильяма прислал мне картинку, наверняка очередную обидную шутку. С этого момента начинается технологическое и лингвистическое единение, близкое к совершенству. С помощью переводчика Google я убеждаюсь, что мое предположение оказалось верным: у нее действительно был сердечный приступ.

В итоге миссис Петрова получает рецепт на лекарства, а я записываю ее на следующий прием (она придет на него с говорящим по-английски родственником) и даю ей направление на реабилитацию в местном кардиологическом отделении («Требуется переводчик с болгарского», — пишу я жирным подчеркнутым шрифтом, но, возможно, эта приписка все равно останется незамеченной). Я даже успеваю вернуться домой вовремя и посмотреть, как Уильям плещется в ванне, весело смеясь.

Благодаря Google все сегодня остались победителями. На выходные!

Суббота, 26 января

Едем в больницу на машине. Мы с Элис молчим. Я смотрю вперед. Она протягивает руку к Уильяму и гладит его по голове. У Уильяма высокая температура и сыпь, которая не бледнеет при нажатии на нее.

Это плохие симптомы, поскольку они могут указывать на менингит.

Я переключаю передачу, нетерпеливо ожидая смены сигнала светофора. Я кричу на других беззаботных водителей. Мое сердце пронзает каждый писк, который сын издает со своего детского кресла у меня за спиной.

Мой бедный мальчик!

Я крепко сжимаю челюсти, чтобы губы не дрожали.

Не плачь. Не раскисай. Просто веди машину.

Я чувствую себя беспомощным.

Четверг, 31 января

Пять долгих дней спустя Уильям с голой попкой перекатывается на своем игровом коврике и прекрасно проводит время.

На своем коврике, со своими игрушками, в своей комнате, у себя дома. Здоровый.

Мы с Элис сидим на диване, физически и морально истощенные. Если взглянуть на Уильяма издалека, ничто не покажется странным. Но если подойти ближе, можно заметить на его руках крошечные места проколов, где стояли канюли (маленькие трубки, через которые лекарства и жидкость поступают прямо в кровь пациента). Их переставляли каждый раз, когда Уильям умудрялся их вытащить.

Вот какашка!

Педиатры сказали, что был небольшой риск менингита, хотя маловероятно, поэтому Уильяму вводили антибиотики. Он так хорошо себя вел. Улыбался персоналу больницы и лишь иногда посматривал на нас с Элис, словно проверяя, хорошо ли он себя ведет и достаточно ли он смелый.

Конечно.

Если раньше мы наивно думали, что моя работа в сфере здравоохранения поможет нам в случае болезни нашего ребенка, то мы сильно ошибались, черт возьми! Здравый смысл, рациональность и прозорливость выдернули из-под меня, как дешевый коврик. Когда твой ребенок болен, мир смыкается. Возможно, это звучит драматично, но я чувствовал именно это. К счастью, потрясающая команда педиатров решила, что у Уильяма, скорее всего, нет менингита, и после сорока восьми часов без температуры курс антибиотиков прекратили, а канюли извлекли.