Ровно в полночь Степан выехал за ворота замка, закрыл их на наборный замок, как положено, чтобы те, кому надо приехать позже, могли набрать код и войти. Подъехав к Сене, он увидел, что рядом с причалом стоит все тот же «Мерседес». Он увидел свет, проникавший через застекленную палубу, и решил, что Боле, который, как он знал, иногда ночевал на барже, пригласил Ващенко в гости. Выключив мотор у мопеда, он тихо подъехал на одних педалях к причалу и, поставив мопед у контейнера, который служил Боле и складом, и офисом, прислушался. Ему показалось, что кто-то кричит, как будто подражая птице. Крик был какой-то жуткий, нечеловеческий, не то стон, не то вопль. Так иногда кричит выпь на болоте. «Может, и здесь какая-то выпь завелась», – подумал Степан. Он подошел поближе к причалу и увидел, что из трюма на мостки вышел какой-то бритый под ноль парень в бейсбольной кепочке и джинсовой куртке, видимо, покурить. «Ого, – подумал он. – Боле, видно, не только Ващенко пригласил, еще и скинхедов». Он подождал, пока парнишка вернется обратно. А затем, прихватив с собой на всякий случай монтерку, бесшумно, на цыпочках, прошел по мосткам к барже и прополз по борту на корму. Заглянув через стекло в трюм, туда, где Боле устроил столовую, он увидел еще одного скинхеда в такой же куртке, что и у выходившего курить парня, который, вернувшись в трюм, встал с ним рядом. Они стояли к Степану спиной. А перед ними, привязанный к железному стулу, сидел полуголый Ващенко. Тело его было исполосовано резаными ранами, из которых сочилась кровь. Перед Ващенко за столом, на котором стоял фонарь, сидел, тоже спиной к Степану, какой-то блондин в черной кожаной куртке. Судя по всему, именно он и вел допрос. Сбоку от стола на другом стуле горела спиртовка. Когда она вдруг вспыхнула, Степан увидел рядом с блондином Кокошина. «Как он-то сюда попал, да еще в компании со скинхедами?» – размышлял Степан, твердо уже решив как можно скорее делать отсюда ноги. Кокошин что-то сказал Ващенко по-английски. Тот дернулся и закричал. «No! No! You take me for another man!»[19] Кокошин сделал знак альбиносу. Альбинос показал на спиртовку одному из парней, и тот принялся нагревать железный прут на огне. Ващенко задергался на своем стуле, не в силах освободиться от пут. Лицо его было перекошено от ужаса, он смотрел на спиртовку и кричал по-английски: «No! No! Please, not that!»[20]. Степан смотрел, будто оцепенев, не в силах сдвинуться от ужаса увиденного с места, как подручный палача сунул раскаленный прут в открытую рану на груди Ващенко. Тот издал жуткий вопль и обмяк, видимо, потеряв сознание. Его облили водой и, едва он раскрыл глаза, альбинос встал, и Степан услышал сквозь стекло, как альбинос заорал по-русски: «Ты будешь отвечать, сволочь, или нет?!». Ващенко уже, видимо, был на последнем пределе. Брюнет передал палачу лежавший на столе кинжал, и тот принялся греть его рукоятку на спиртовке. Затем он взял кинжал перчаткой за лезвие и по команде альбиноса приложил конец рукоятки ко лбу Ващенко. Увидев, как вздувалось кровавое клеймо на лбу Меченого, Степан не выдержал и почувствовал, что его вот-вот вырвет. От отполз от окна, убедился в том, что у входа на баржу никого нет, выбрался на пристань и, сев на свой мопед, нажал на все педали. Только уже подъехав к воротам замка, он вспомнил, что оставил на барже монтерку и веревку. Но возвратиться туда его бы не заставил никто на свете. Добравшись до своей каморки, он сбросил с себя всю одежду и принял душ. Потом налил стакан водки и выпил его залпом, не закусывая. В дверь скребся Король. Степан впустил его и, достав из холодильника кусок сала, отрезал кусочек. Король, обкормленный посольскими дачниками, вежливо проглотил дар хозяина и лизнул ему руку. «Вот так вот, Король, – сказал Степан. – Отлились Меченому наши слезы. В разведке, брат, у них так. Там предательства не прощают. Сколько бы лет ни прошло, все равно найдут и прикончат. Страшное это, брат, дело».

Весеннее половодье под Парижем подошло к самому полотну дороги А-13. В Манге Сена разлилась так, что вода грозила затопить старый причал, у которого стояла на приколе баржа ВВ-127-С. Это было единственное судно, оставшееся в некогда процветавшей судоходной компании Жакоба Боле. Старик Жако в последние годы чаще всего использовал ее как «пениш» (так называют французы свои квартиры на воде), и, наверное, именно поэтому он любовно называл ее также, как когда-то звали Бриджит Бардо в зените ее кинославы, – «Би-Би». Почти двадцать лет его бродячей жизни были связаны с этой посудиной. «Би-Би» стала для него вторым домом, где в дни вынужденного безделья он скрывался от своей горластой жены. Трюм он разделил надвое – большую часть отвел под грузовой отсек, а меньшую на юте перед рубкой – под жилой. Там он искусно застеклил верхние люки, так что трюм превратился в просторную трехкомнатную квартиру с ванной, кухней и туалетом. На носу стоял достаточно мощный кран, с помощью которого можно было загрузить трюм и еще поставить на палубе целый автобус или пару контейнеров. Места на носу для этого хватало. В общем, «Би-Би» была еще баржей хоть куда, вполне могла ходить по морю даже, когда слегка штормило, и Жако на ней время от времени подрабатывал. А чтобы налоговая полиция не слишком ему досаждала, он частенько делал вид, что он заядлый рыбак и любитель морской ловли. Это позволяло ему спокойно перевозить по Сене в трюме «Би-Би» мелкие грузы и эти свои доходы не декларировать. К тому же господин Моховой, новый владелец виллы «Мандрагора» в Манге, который с год назад стал использовать его баржу для перевозки своих мешков с углем, чаще платил ему наличными, а не чеком. Обычно баржа шла до Гавра, где с русского сухогруза Боле забирал уголь, а у шлюзов под Мерикуром перегружал его в специальные фургоны. Иной раз он шел прямо до Лима на «Би-Би», и русские забирали свои мешки там. Платил Моховой щедро. Ну а нал – он и есть нал. Пойди, проследи его путешествие через банки.

Сам Жако за штурвалом стоял уже редко. Его воспитанник Жером Вилье, ставший для него вторым сыном (единственный сын Боле погиб, разбившись на мотоцикле), с юных лет начал осваивать науку судовождения и в свои двадцать лихо водил «Би-Би» в дальние и ближние плавания. С его помощью старик зарабатывал достаточно, чтобы не отказывать себе в любимом бордо «сант-эмильон» и платить Жерому вполне приличную по местным меркам зарплату.

Дела в последнее время у него шли неплохо. В пятницу поздно ночью Жером привел «Би-Би» из Гавра, куда он ходил за углем. А уже в субботу вечером Боле получил новый заказ от Мохового – идти в Гавр, потом на Плимут, где у него на рейде возьмут мешки с углем. С Плимутом выходило все как нельзя кстати, потому что в субботу вечером они договорились, что Жером поставит на палубу «Би-Би» «Мерседес» этого англичанина Стивена Робинса, который с месяц назад появился в Манге. Чем он занимался, Жако не спрашивал, но Робинс дал понять, что собирается во Франции немного поработать. И когда он попросил Жако перегнать его «Мерседес» на ремонт до Дувра, он не удивился. Раз он считает, что во Франции с его «мерсом», у которого руль справа, не разберутся, пусть тащит его в Англию. Тем более что Робинс обещал хорошо заплатить. Конечно, Жако согласился. И как было не согласиться, когда за один рейс он получал с двух клиентов двойную плату.