– Да так, старая пассия, которая никак не может успокоиться. Знаешь, как бывает – дашь палец, а откусить хотят по локоть.

Услышав чье-то покашливание, Сэм выпрямилась. Шарлотта стояла у нее за спиной, совсем близко, с охапкой книг в руках. Сэм вздохнула. Что же ей теперь с клиентами и пошутить нельзя?

– Да, если вдруг окажется, что эта книга у бабушки уже имеется, можно, конечно же, вернуться и поменять ее на другую.

Парень улыбнулся, а Сэм вытащила длинный подарочный шнурок, которым она заботливо обвязала пакет, надеясь, что Шарлотта успеет удалиться раньше, чем уйдет клиент. К счастью, ее тактика возымела эффект, и спустя пару минут Шарлотта продолжила свой обход лавки.

– Начальница? – поинтересовался парень, наклонившись к прилавку.

– Да, и как большинство шефов, родилась без чувства юмора.

Парень кивнул Сэм.

– Ты удачно восполняешь этот недостаток.

– И не один, – обворожительно сказала она, заметив, как парень усмехнулся.

Принимая пакет, он подмигнул ей.

– Я приду еще за подарками. У кого-нибудь из родни гарантированно скоро именины.

– Буду ждать с нетерпением.

Сэм с улыбкой проследила, как он покинул магазин и исчез в толпе на бульваре. Красивые мужчины доставляли ей не меньшее удовольствие, чем одежда дизайнера Вивиан Уэствуд или созерцание заката над станцией Ватерлоо. Уильяма сводили с ума ее откровенные комментарии о мужских телах, но Сэм ничуть не смущалась. Она скорее считала, что женскому племени пришло время отомстить мужчинам за опредмечивание, которому они подвергались последние десять тысяч лет или около того.

Иногда Сэм думала, что ей просто не суждено иметь стандартную сексуальную ориентацию. Как бы ни были красивы некоторые мужчины, большинство из них обладало вредными привычками, и ей было сложно понять женщин, добровольно деливших постель с неандертальцами, которые никогда не ухаживали за растительностью на своем теле, не подстригали вросшие ногти на ногах и в крайне ограниченном объеме соблюдали гигиену ротовой полости.

Еще с детского сада Сэм знала, что предпочитает девушек. Это стало для нее очевидным в первый же день, когда она встретила Анабель – девочку с длинными светлыми волосами, в розовом балетном платьице. Надо быть полной идиоткой, чтобы захотеть играть с мальчиками, кидавшимися друг в друга козявками, а не сидеть на полу рядом с Анабель, расчесывая ее роскошные волосы.

И все же прошло десять лет, прежде чем Сэм открыла миру свою ориентацию. Она не очень представляла себе, как оформить в словах особенности своей сексуальности и надо ли это делать вообще, но в ходе бурной ссоры с отцом слова, так или иначе, вырвались из нее сами.

Сэм была взрывным подростком, она готова это признать, но и отец отнюдь не стремился создать для нее благоприятные условия. Он оставлял ей слишком мало свободы, никогда не позволяя делать то, чего ей хотелось. Когда Барак Обама должен был выступить с победной речью в Грант-Парке в Чикаго, отец не отпустил Сэм послушать его, потому что: а) это было слишком дорого, б) ей пришлось бы пропустить слишком много уроков в школе, в) он не был готов отпустить ее одну лететь через Атлантику. Отец никогда не покупал домой лимонад, потому что говорил, что вода из-под крана ничуть не хуже, и давал ей слишком маленькое ежемесячное содержание только потому, что она не помогала по хозяйству.

Сэм даже не помнила, о чем именно они спорили в тот день, помнила только, что, как всегда, влетела на всех парах в свою комнату и громко хлопнула дверью. Когда отец тяжело протопал за ней следом, она бросилась на кровать и зарылась лицом в подушки, но слышала, как он возмущенно пыхтел перед дверью, прежде чем высадить ее.

– Я предупреждал тебя, – сказал он, выкручивая петли. – Я снимаю ее, и ты теряешь привилегию находиться в одиночестве. Теперь ты не сможешь хлопать дверью.

Для Сэм это было последней каплей. Она знала, что не выживет без своей двери, но, несмотря на то что ее громкий плач перерос в истерику, отец методично продолжал работать. Пытаясь отвлечь его и не сильно осознавая, что делает, Сэм что есть мочи заорала: «Я – лесби!».

Воспоминания об этой минуте по-прежнему вызывали у нее улыбку. Отец тут же оставил дверь в покое, но отреагировал он совсем не так, как она предполагала. Сэм втайне надеялась, что он хотя бы немного разозлится (все-таки он был добропорядочным католиком, как говорила бабушка) или в раздражении начнет кидаться в нее вещами. Тогда у нее хотя бы был аргумент для будущих переговоров («Ты помнишь, как ты обошелся со мной, когда я призналась тебе? Да, мне нужны деньги на поездку в Ибицу. Нет, больше тебе ничего знать не надо!»).

Но реакции, ожидаемой Сэм, не последовало. Вместо этого отец подбежал к ней и заключил в объятия.

С тех пор у Сэм появился самый понимающий папа в мире. Он принимал участие во всех прайд-парадах, вошел в «Организацию гордых родителей ЛГБТ-детей» и постоянно агитировал ее приглашать своих подружек на воскресные обеды, что было проблематично, поскольку Сэм редко встречалась с кем-нибудь продолжительное время и предпочитала случайные связи.

Короче говоря, Сэм крупно повезло. У нее была, скромно говоря, увлекательная любовная жизнь и любимая работа. Кроме того, она все еще комфортно жила в родительском доме – папа позволил ей сохранить дверь в спальню.

И в то же время ей как будто чего-то не хватало. Последнее время она не находила себе места, и иногда ее посещали мысли, не слишком ли рано она открыла всем свою сексуальную ориентацию. Сэм знала, что многие в микрорайоне воспринимали ее как образец для подражания, и папа постоянно говорил, что гордится ею. Складывалось такое впечатление, что у нее не оставалось возможностей меняться, и именно это чувство медленно, но верно душило ее. Она застряла в своем образе.

Снова пропищал телефон, и Сэм взяла его в руки. Ей опять написала Линдси: «Что ты делаешь сегодня вечером?»

Сэм вздохнула. Они с Линдси встречались уже не раз, но Сэм воспринимала их встречи всего лишь как приятные эпизоды, а Линдси, проведя с ней несколько ночей, похоже, считала, что они уже пара. Теперь она засыпала ее сообщениями и хотела встретиться вновь, очевидно не отдавая себе отчета в том, что в современном Лондоне царят иные правила для встреч и свиданий.

Сэм поводила пальцем по экрану телефона. Линдси, конечно, красива, и с ней весело, но Сэм просто не относилась к типу людей, которые заводят длительные отношения. Похоже, ее постоянных отговорок о том, что она занята, было недостаточно, похоже, требовалась более однозначная формулировка.

Она махнула по дисплею и ответила: «Сожалею. Я не уверена по поводу своей ориентации. Свяжусь с тобой, когда разберусь окончательно».

Нажимая на кнопку «отправить», Сэм радостно рассмеялась. По крайней мере, Линдси будет о чем подумать.

Отложив телефон в сторону, она принялась наводить порядок и убирать книги с прилавка. Иногда Сэм сама задавалась вопросом, не слишком ли быстро она определила свою сексуальную ориентацию. И не потому, что считала, будто пенис решит ее проблемы, а скорее из-за нежелания быть раз и навсегда отнесенной к определенной категории и еще из-за того, что, по мнению многих, она будто защитила ученую степень по теме «женское тело».