— Не важно. — Она улыбнулась, затем ослабила шнуровку на своей рубахе.

Между краями ткани соблазнительно выглянула грудь. Сварт. Возмутительно красивая. Возмутительно приятная на ощупь. Пальцы скользнули к ней.

Актама отстранилась:

— Пан, я доверяю только тебе. Обещай.

— Ладно, я стану твоим омпатом, — сказал он и впился в её сосок губами.

Это была лучшая грудь на свете.

— Пард Сэмтис ~

После приёма зале Са'Омэпада Пард провожал Лоэтрака до кареты. Эллор был трагично мрачен, молчал. Хэпата шла рядом, пустой взгляд уходил в никуда. Слёзы текли по её щекам тонкими полосками, смазывая румяна. Охрана из десятка матёрых гвардейцев тенью шла позади.

— Саор, Айя приняла решение достойное воина, — попробовал начать разговор Сэмтис.

— Иногда я удивляюсь, откуда в этой девочке столько упрямства, — неожиданно доброжелательно ответил Эллор. — Любая бы на её месте уже бы опустила руки.

— Почему она так стремится поступить в Риар Дайядор?

— Не знаю, Пард. Мне всегда казалось странным, что дочь архивариуса Саанэпа, самого, наверное, невоинственного человека в Этвате стремится в военный клан.

— И кажется, она не собирается отступать. — На губы Парда легла однобокая улыбка.

— Как вы считаете, омпат Сэмтис, — вмешалась Хэпата. — Сможет ли Айя пройти Испытания?

Прежде чем отвечать, Пард посмотрел на Эллора, который легонько коснулся волос дочери ладонью.

— Будет сложно, но Айя справится, — удалось выдавить.

«Если быть честным, шансов у Сарэтис нет», — твердил внутренний голос.

— Пард, ещё раз спасибо, что спасли мою девочку. — Эллор широко улыбнулся.

Глаза Лоэтрака светились с такой искренней благодарностью, что на биение сердца в душу закралось смущение. Пард поднял взгляд к небу, посмотрел на близкие горные вершины. Солнце становилось уже по-летнему ярким, но грело не жарко, воздух был свеж и полон надежды.

— Саор, — начал Сэмтис, когда они подошли к карете. — Не считаете, что стоит закрепить наши позиции на границе? Вируанцы могут пользоваться нашей верой в неуязвимость. Эта вера уже стоила жизни саору Софэну и саоре Турии. И чуть не привела к трагической смерти госпожи Айя.

Эллор остановился. Кивнул двум парадно одетым слугам, чтобы те помогли Хэпате сесть в карету.

— Пард Сэмтис, — Лоэтрак неодобрительно свёл брови. — Омакпайя достаточно укреплена. По данным разведки Вируан устраивает сегодняшнее мирное время. Торговля делает богаче и Этват, и наших соседей.

Хотелось возмутиться, но суровый взгляд Батиса не оставил шансов заговорить.

— К тому же, Пард, — Эллор внезапно по-отечески положил ладонь на его плечо. — Мы можем строить новые форты на границе. Сварт, мы можем даже начать войну. Только это не вернёт тебе семью.

На миг в душе похолодело, кровь понесла по венам осколки льда.

— Я знаю, о чём говорю. Во время Кровавой войны погибла и моя жена. Мне хотелось разгромить ту свартову страну, что причинила столько боли нашему народу. Только это прошлое, его не изменить. У нас есть настоящее и будущее. — Эллор обернулся на карету, где его ждала Хэпата.

— Мы могли бы вернуть себе земли, — отозвался Пард.

— Я не уверен. Да и зачем нам сейчас эти земли? Вируанцы разрушили города, выжгли леса, срезали плодородную почву. Там давно нет ничего родного. Перестань думать о Вируане. Разберись здесь. В Риар Дайядоре.

— Я не глава клана.

— Пока нет. Но Сэур стар. И у меня нет сомнений, кому он оставит главенство.

Сэмтис хотел было ответить, что Сэур не станет этого делать. Свет Дэйи у Парда самый слабый из омпатов. Куда выгоднее выглядит кандидатура Мона.

— Да, у вас много сильных воинов. Но ты, Пард, единственный лидер среди них. И ты самый известный воевода Этвата. Перестань гнаться за прошлым, у тебя есть настоящее. Займись делами клана, расследованием нападения. Укреплением собственных стен. Я не буду строить фортов на границе с Вируаном. Сейчас это не нужно.

Сэмтиса охватил гнев и отчаяние. Отказ. Да ещё Эллор поучал его. Свартов Лоэтрак. Один из семи правителей Этвата, что привели страну в упадок. Те самые Лоэтраки, которые не позволили войскам Парда и Крэта уничтожить Империю Вируан. Отстранили их от командования.

— Я знаю, что ты ищешь поддержки у Афарисов, чтобы организовывать вылазки в Вируан, — ледяным тоном добавил Лоэтрак после паузы. — Они тебя не поддержат.

— Тогда, девять лет назад, мы могли победить! — Пард заглянул Эллору в глаза. — Почему вы не дали нам с Крэтом продолжать наступление?

— Потому что это наступление через четверть луны обернулось бы катастрофой. К вируанцам шло подкрепление. А у нас не было столько боеспособных людей вблизи границы. Мы не хотели потерять и вас.

Сэмтис слышал шум сердца в ушах.

— Ты — будущий Глава Риар Дайядора, думай о том, чтобы твой клан процветал, — сказал Эллор и направился в сторону кареты.

Сапфиры на его плечах блестели в свете солнца, как капли росы.

Лоэтрак Эллор Батис покинул Риар Дайядор, и Пард вернулся в свой дом, стоящий под высокой стеной главного здания.

Огонь в камине погас. Пард подбросил к тлеющим углям буковых дров. Взглянул на полку над очагом, где покоились алая ленточка и маленькая деревянная фигурка лошади. Постояв пару минут у этих дорогих сердцу предметов, Сэмтис прошёл дальше, к стойке с оружием.

Она была длиной во всю стену. В ней находились самые разные виды оружия: двуручные мечи, сабли, посохи, окованные железом, и гвизарма. Пард сбрасывал ею вируанцев с коней.

В центре оружейной стойки возвышалась любимица — алебарда.

Алебарда. Оружие, которым он вырезал вируанский лагерь под Артэ. В зеркальной глади клинка Пард видел своë отражение, но не себя сейчас, а того обезумевшего от горя мстителя. Того, что потерял всё и единственное, что мог — это без разбора убивать.

Сэмтис стиснул зубы и прошëл к столу, где лежала карта Хотартэйи длиной в два размаха рук. Углы удерживали метательные звëздочки, положенные плашмя.

Хотартэйя. Материк, который год за годом пожирали Вируанцы. Они поработили мэсоранцев, оторвали треть территории Этвата.

Их нужно было остановить. Пард склонился над картой в том месте, где было написано Дайяринн и стояла деревянная фигурка башни у города Омакпайя. Гладкое дерево приятно легло в руку и едва не полетело в камин, когда Пард замахнулся, чтобы бросить.

Горький вкус бессилия разливался во рту. Дерево в ладони стало тёплым.

Пард вспомнил заснеженное поле, окраплённое алым. Руку в своей руке. Боль. Злость. Кипящую лаву ярости.