Из лесу показались французы. Синие и белые мундиры, медвежьи шапки гвардейцев. Враги шли ровно, под угрожающую барабанную дробь, над их головами стреляли выставленные позади атакующих пушки. Стреляли настилом – плохо пришлось тем, кто еще оставался у самой реки, а таких было много. Большая часть драгун, почти вся пехота…

Вражеские ядра наконец-то настигли цель, врезавшись в самую гущу русских. Услышав позади стоны и крики, Денис лишь пришпорил коня да, выхватив саблю, врубился в ряды неприятеля. Здесь уже не стреляли. Здесь дрались лицом к лицу, яростно и жутко.

Взвив коня на дыбы, Давыдов с оттягом ударил саблей какого-то французского улана. Бедняга оказался еще совсем юнцом и смог парировать удары лишь пару раз, а затем упал назад, повис в стременах с разрубленной шеей, заливая все вокруг кровью. Денис нынче не думал о жалости. Да никто не думал – бой есть бой. Кого-то жалеть – себя ли, врагов – не то что вредно, так еще и некогда.

Заржала лошадь. Увидев мчащихся на себя драгун, ротмистр вспомнил про пистолеты, выхватил, выпалил… Один из драгун схватился за грудь, покачнулся, двое других же выставили вперед пики и с гиканьем поселись на Дениса…

Снова грянули выстрелы. Совсем рядом, парой. Помог кто-то из своих братьев-гусар. Денис не благодарил – некогда, – лишь сунул в седельные кобуры пистолеты да вновь выхватил саблю.

Со стороны реки ударили пушки. На этот раз свои, русские. Вновь запели фанфары, послышалось громовое «ура» – то ринулась в битву пехота. Ударили, потеснили французов к лесу!

Сердце Давыдова радовалось, гусары рванули на левый фланг, преследуя отступающих вражеских уланов. Те огибали лес, скакали неизвестно куда, лишь бы подальше от необузданной ярости русских!

– Так вас, так… – шептал на скаку Денис, чувствуя, что может сейчас всё.

Боевые товарищи неслись рядом, ветер бил в лицо, а враг бежал – что может быть лучше? Казалось, еще немного, и русские солдатушки выбьют гренадеров из леса… Однако нет…

– Господи, что это?

Ротмистр, а следом за ним и все прочие гусары из арьергарда резко осадили коня, увидев за лесом неисчислимые вражеские полчища. Французов было много, очень много, куда больше дивизии! Сверкали на солнце штыки и кирасы, развевались конские хвосты на драгунских шлемах, били тысячи барабанов. Мерной тяжелой поступью, уверенные в себе, шагали гренадеры Удино. А за ними… за ним еще и еще – без числа! Нет, никакая это не дивизия – армия! Наполеон не бросил своих.

– Господа гусары! – осадив коня, фальцетом закричал вестовой, совсем еще юный мальчик-улан. – Командующий приказал отступать! Немедленно отступать и занять оборону во Фридланде.

– Знали бы, что армия, там бы и ждали, – покусал усы гусар. – Что ж, братцы, уходим. Живо! Тут нам более ловить нечего.

Прикрывая отход русской армии, рявкала у самой реки артиллерийская батарея. Били картечью, заставляя французов залечь, не поднимая голов. Красные султаны на киверах, покачиваясь, торчали из травы… По ним следующий залп и ударил.

– А ну, робята! Бери ниже… Целься… Готовсь… Пли!

Взметнулась взрыхленная шрапнелью земля. Разбросало в сторону кивера и султаны, и пойменный заливной луг обильно оросился кровью.

– За-ря-жай! Целься…

Понтонные мостики гнулись под тяжестью отступающих войск. Тут и там вставали из воды пенные фонтаны от упавших вражеских ядер. Артиллерийская канонада гремела так, что более не слышно было ничего – ни криков, ни барабанов, ни сигнальных труб.

– Скорее, братцы, скорей… – сумрачно подбадривал генерал.

Завидев Дениса, Багратион усмехнулся:

– Вижу, несладко пришлось. Что ж, будем живы – не помрем. Живо скачи, скажи – пусть пушки ставят прямо на улицах, у городских застав.

– Слушаюсь!

Денис глянул на мосты и покусал губы…

– Может, я на лодке? Быстрей выйдет. Вон там, я вижу, есть…

– Давай, – Петр Иваныч махнул шпагой. – Пусть артиллерия пропустит войска и ударит… Вот как только первый француз покажется у реки – так и ударит.

Бросив лошадь ординарцам командующего, Давыдов бегом спустился к реке, не столь уж и широкой, но бурной. Еще издали гусар углядел спрятанную в прибрежных кустах лодку, узенький рыбацкий челнок. Вот только весел ни в лодке, ни где поблизости не оказалось, да и некогда было искать. Глянув вокруг, Дэн заметил плывущие по реке щепки и доски – остатки одного из разбитых французскими пушками моста. Прыгнув в воду, молодой человек схватил доску, а уж потом, выбравшись на берег, стащил в реку лодку… уселся, поплыл…

Что-то ахнуло рядом. Ядро! Вода вздыбилась так, что утлое суденышко едва не перевернулось. Впрочем, фридландский берег уже был близко, если что – можно и вплавь… Вплавь, однако же, не пришлось – живо выскочив на берег, гусар, придерживая ташку[3] и саблю, со всех ног понесся к городу.

Артиллеристов он отыскал сразу – подгоняя лошадей, те везли орудия вдоль реки. Лошади вязли в грязи и жалобно ржали, какой-то мордастый унтер-офицер от души потчевал бедолаг плетью.

– Стоять! Заворачивай! – подбежав, закричал Дэн. – Я – адъютант командующего лейб-гвардии ротмитстр Давыдов. – Кто старший?

– Штабс-капитан Ратников! – бросив плеть, вытянулся мордастый. – Прикажете позвать, вашбродь?

– Живо!

Объяснив появившемуся артиллеристу суть приказа, Давыдов бросился к следующей батарее. Пока бегал, пока кричал, какая-то часть войск уже успела переправиться в город… Увы, большая часть осталась за рекой… На узком пространстве поймы французская артиллерия расстреливала русскую армию, как охотники – куропаток. Спокойно, не спеша.

Пару переправ саперы все же успели уничтожить, впрочем, враги быстро навели свои, и вскоре в городе начался ад! За самое короткое время узкие улочки Фридланда буквально усыпались трупами. Русские, французы, пруссаки, итальянцы – все лежали рядом, часто друг на друге, крестом. Заколотые штыками, посеченные пулями и шрапнелью, с разбитыми головами, распоротыми животами, с отрубленными руками и ногами. Кто-то еще шевелился, стонал, и каждый камень мостовой был залит кровью.

Фридланд пришлось оставить – слишком уж были не равны силы, слишком много солдат потеряла Россия на узком пойменном лугу. Хмуро отстреливаясь, русские части вышли на дорогу, направляясь к Кенигсбергу, что находился верстах в тридцати к западу.

На этот раз Давыдов был вместе со своим генералом. Командующий арьергардом славный генерал Петр Иванович Багратион делил вся тяготы войны вместе со своими солдатами. Поредевшие воины арьергарда валились с ног от усталости. Сказывались десять дней беспрерывных боев, поистине страшные, кровавые дни.

– Кто-то скачет впереди, господин генерал! – присмотревшись, доложил Давыдов.