Как и следовало ожидать, когда Валерий Флакк и Бебий Тамфил прибыли в Карфаген, подавляющее большинство членов совета были настроены пробаркидски и только их непримиримый враг Ганнон Великий открыто высказывался за принятие требований послов. Пламенная речь, вложенная в его уста Титом Ливием, сводилась к следующему: Ганнон предлагал принести извинения, снять осаду с Сагунта и возместить причиненный ущерб, а самого Ганнибала выдать римлянам (Ливий, XXI, 10, 4–13). Сочувствовать ему могли только немногие старики, помнившие первую войну с Римом. Все остальные попросту проигнорировали его слова, и их ответ послам звучал так: «…войну начали сагунтийцы, а не Ганнибал, и Рим поступил бы несправедливо, жертвуя ради Сагунта своим старым союзником – Карфагеном» (Ливий, XXI, 11, 2; Зонара, 8, 2). Так Ганнибал одержал новую победу, на этот раз дипломатическую – римляне потеряли много времени, в течение которого у него были развязаны руки, а правительство страны продемонстрировало полную поддержку его действиям.

Этот успех был для Ганнибала тем более важен, что на поле боя хвастаться было пока нечем, осада Сагунта шла тяжело. Избранная им тактика с самого начала содержала значительные ошибки. Так, основные силы пунийский полководец решил сосредоточить на атаке участка городских укреплений, выступающего углом на более ровную и удобную для приступа местность, однако именно здесь крепостные стены были особенно высоки, а защищали их лучшие воины города. Первые попытки карфагенян подвести осадные орудия окончились провалом – сагунтийцам достаточно было одной стрельбы, чтобы не подпустить врагов к стенам. Вскоре осажденные начали устраивать вылазки, причиняя неприятелю заметные потери, список которых едва не пополнил сам пунийский полководец: дротик попал Ганнибалу в бедро, когда тот неосторожно приблизился к стенам осажденного города. Ранение, которое могло унести его жизнь, едва не стоило Ганнибалу всей Сагунтийской кампании. Как только о нем стало известно войску, паника была такова, что карфагеняне были близки к тому, чтобы бросить свои осадные сооружения.

Пока Ганнибал выздоравливал, его воины перешли от приступов к более тщательным инженерным работам, а осажденные, в свою очередь, тоже старались всячески укреплять оборону.

И вот пунийцы вновь пошли на штурм, на этот раз сразу с нескольких направлений. Это дало результат, у сагунтийцев попросту не хватало сил, чтобы одинаково успешно отражать все атаки. «И вот тараны ударили в стены; вскоре там и сям началось разрушение; вдруг сплошные развалины одной части укреплений обнажили город – обрушились с оглушительным треском три башни подряд и вся стена между ними. Пунийцы подумали было, что их падение решило взятие города; но вместо того обе стороны бросились через пролом вперед, в битву, с такой яростью, как будто стена до тех пор служила для обеих» (Ливий, XXI, 8, 5–6). Между развалинами стены и городскими домами вспыхнула упорнейшая рукопашная схватка. Небольшое ровное пространство, на котором построились противники, не могло вместить всех спешащих к пролому воинов, и бой проходил в большой тесноте. Здесь сильные неудобства для карфагенян вызвало применение сагунтийцами своего особого оружия – фаларики. Она представляла собой метательное копье с необычайно длинным, около трех футов, железным наконечником, способным поражать человека даже сквозь щит. Кроме этого, фаларика была снабжена горючим веществом, которое поджигали непосредственно перед броском. Щит, в который вонзалось такое копье, приходилось бросать, поскольку он мог загореться от огня на древке фаларики (Ливий, XXI, 8, 10–12).

Постепенно стало ясно, что карфагеняне не смогут одолеть отчаянно сражавшихся сагунтийцев, которые оттеснили их вначале к пролому, а потом и за линию городских стен. Здесь воодушевленные горожане еще усилили натиск и, обратив врагов в бегство, гнали их до самого лагеря.

Именно в этот момент Ганнибала оповестили о прибытии римского посольства Валерия Флакка и Бебия Тамфила, которое Пуниец благополучно переправил в Карфаген. Как уже упоминалось, время, которое римлянам потребовалось на дорогу в Ливию и сами переговоры, Ганнибал использовал, дав своим воинам небольшую, но столь желанную передышку. Чтобы повысить моральный дух армии, он обещал, что вся захваченная в Сагунте добыча будет поделена между осаждавшими. Горожане на это время тоже прекратили вылазки, а все силы бросили на строительство новой стены на месте проломленного участка.

Следующий штурм опять начался с разных направлений и был еще более массированным, чем предшествующие. Решающий удар должна была нанести колонна под командованием самого Ганнибала. Здесь находилась огромная передвижная осадная башня, своей высотой превосходившая крепостные стены. Когда ее подвели вплотную к городским укреплениям, то расположенные на ее ярусах баллисты и катапульты своей стрельбой очистили стену от защитников, после чего по приказу Ганнибала около пятисот ливийских наемников с топорами проделали новые бреши, через которые пунийцы вошли в Сагунт.

Но и это еще не означало победу. Сагунт не сдавался, и все, чего удалось добиться Ганнибалу, ограничивалось лишь захватом некоего холма в пределах городской черты, на который были свезены метательные машины и окружены частоколом. Сагунтийцы, будучи уже не в силах отвоевать пунийский форпост на своей территории, ответили строительством новой стены, прикрывающей городские кварталы с этого направления.

Положение осажденных становилось безнадежным. Помощи от римлян все не было, а собственные ресурсы неумолимо таяли. Единственным эпизодом, который мог бы несколько облегчить их положение, были вспыхнувшие в тылу карфагенян волнения иберийских племен оретанов и карпетанов. Поводом к нему послужила жестокость, с которой проводился набор в войско Ганнибала. Очередные карфагенские вербовщики были схвачены, и дело шло к вооруженному выступлению, но здесь Ганнибал не дал событиям выйти из-под контроля и, оставив руководство осадой на Магарбала, сына Гимилькона, стремительно вторгся с частью войск на земли потенциальных мятежников, полностью их усмирив. Магарбал отлично справился с возложенными на него обязанностями, и отсутствие под стенами Сагунта Ганнибала прошло совершенно незамеченным. Более того, за это время пунийцам удалось добиться определенных успехов: несколько стычек окончились в пользу осаждавших, а главное, в стене был сделан новый пролом. Ганнибал сразу же начал очередной штурм города, а именно его самой укрепленной части – акрополя. Бой стоил больших потерь обеим сторонам, но в результате часть акрополя осталась в руках карфагенян.

Дни Сагунта были сочтены, но большинство из его граждан не думало о сдаче и продолжало защищаться с упорством отчаяния. Вероятно, именно это объясняет то, что, когда некий сагунтиец Алкон по собственной инициативе решил уговорить Ганнибала пойти на мирное соглашение, он не поставил в известность о своем намерении никого из осажденных. Со слезами на глазах он умолял пунийского полководца о пощаде города, но Ганнибал, чувствуя себя неоспоримым хозяином ситуации, выдвинул условия, которые сагунтийцы не приняли бы даже в своем нынешнем положении. Он требовал удовлетворить все претензии турдетанов, отдать им все золото и серебро, а самим, взяв лишь по одной одежде на человека, покинуть свой город и поселиться там, где он им укажет (Ливий, XXI, 12, 5).