Бронзовый этрусский шлем. III в. до н.э. Музей искусств, Лос-Анджелес, США.

Затем Ганнибал довольно своеобразным и в то же время действенным способом укрепил лояльность войск. Для этого воины африканского происхождения были переведены в Испанию, а иберийцы (племена олкадов, оретов, терситов, мастинанов) (Полибий, III, 33, 9), напротив, направлены в Африку. Таким образом, обе половины армии оказывались в положении заложников. Расчет Ганнибала был очевиден – оторванные от своей родины, семей, племенных старейшин, оказавшись в чуждой обстановке, среди зачастую враждебного местного населения, люди волей-неволей вынуждены были полностью полагаться на своих командиров. По той же причине иноземцы были более эффективны при подавлении возможных восстаний среди местного населения. Всего в Африке, как в самом Карфагене, так и по городам побережья Нумидии и Мавритании, было размещено тринадцать тысяч восемьсот пятьдесят легковооруженных воинов, восемьсот семьдесят балеарских пращников и тысяча двести кавалеристов. Кроме этого, Ганнибал распорядился провести еще дополнительную вербовку четырех тысяч ливийцев, которые, находясь в столице пунийской державы, тоже должны были стать, помимо всего прочего, и заложниками на случай беспорядков в собственных землях (Ливий, XXI, 21, 12–13; Полибий, III, 33, 9–11).

Руководство армией в Испании Ганнибал поручил своему брату Гасдрубалу. В его распоряжении оставалось одиннадцать тысяч восемьсот ливийцев, триста лигуров, пятьсот балеарских пращников. Их дополняла кавалерия в составе четырехсот пятидесяти ливофиникийцев, до тысячи восьмисот нумидийцев, трехсот илергетов, а также двадцать один слон. Также Гасдрубал получал пятьдесят квинкверем, две квадриремы и пять трирем, из которых экипажи были только на тридцати двух квинквиремах и пяти триремах (Ливий, XXI, 22, 1–4; Полибий, III, 33, 14–16).

Когда все приготовления были завершены, Ганнибал выступил из Нового Карфагена в главный поход своей жизни, имея под началом девяносто тысяч пехотинцев, восемнадцать тысяч всадников и около сорока слонов (Ливий, XXI, 23, 1; Полибий говорит о приблизительно двенадцати тысячах кавалеристов: Полибий, III, 35, 1). Что касается национального состава армии, то, учитывая вместимость казарм, расположенных в самом Карфагене (Аппиан, Ливия, 95), представляется наиболее вероятным, что около двадцати тысяч пехотинцев были ливофиникийского происхождения, а остальные семьдесят испанского, в то время как конница состояла поровну из нумидийцев и иберов. Пройдя мимо крупнейшего испанского города Этовиссы, пунийская армия тремя колоннами форсировала Ибер. Примерно в это время Ганнибал оповестил войско о благоприятном знамении, снизошедшем на него: «…ему привиделся юноша божественной наружности; сказав, что он посланный ему Юпитером проводник в Италию, он велел Ганнибалу идти за ним без оглядки. Объятый ужасом, Ганнибал повиновался и вначале не глядел ни назад, ни по сторонам; но мало-помалу, по врожденному человеку любопытству, его стала тревожить мысль, что бы это могло быть такое, на что ему было запрещено оглянуться; под конец он не выдержал. Тогда он увидел змея чудовищной величины, который полз за ним, сокрушая на огромном пространстве деревья и кустарники, а за змеем двигалась туча, оглашая воздух раскатами грома. На его вопрос, что значит это чудовище и все это явление, он получил ответ, что это – опустошение Италии; вместе с тем ему было сказано, чтобы он шел дальше, не задавая вопросов и не пытаясь сорвать завесу с решений рока» (Ливий, XXI, 22, 6–9).

Переход через Испанию и без знамений обещал быть сравнительно несложным. По всем данным, племена к северу от Ибера не питали особых симпатий к римлянам, что подтверждалось тем приемом, который они оказали римским послам, когда те возвращались из Карфагена после объявления войны и пытались настроить их на сопротивление Ганнибаловой армии. Только баргузии, не желающие подпадать под пунийское господство, отнеслись благосклонно к увещеваниям послов, но уже вольцианы, которое те посетили следующим, встретили римлян совсем по-другому. Слова старейшины племени выразили мнение подавляющей части иберийцев: «Не совестно ли вам, римляне, требовать от нас, чтобы мы карфагенской дружбе предпочли вашу, после того как сагунтийцы, последовавшие вашему совету, более пострадали от предательства римлян, своих союзников, чем от жестокости пунийца, своего врага? Советую вам искать союзников там, где еще не знают о несчастии Сагунта; для испанских народов развалины Сагунта будут грустным, но внушительным уроком, чтобы никто не полагался на римскую верность и римскую дружбу» (Ливий, XXI, 19, 9–10). И действительно, больше ни одно иберийское племя не пошло на официальный союз с Римом.

Тем не менее после переправы через Ибер, пересекая области баргузиев, илергетов, авсетанов и жителей Лацетании (области, лежащей у самого подножия Пиренейских гор), карфагенской армии пришлось взять приступом несколько городов и выдержать ряд боевых столкновений, не избежав при этом заметных потерь. Область к северу от Ибера оказалась далеко не такой спокойной, как пунийскому полководцу хотелось верить, и ему пришлось оставить там десять тысяч пехотинцев и тысячу конников под командованием Ганнона, сына Бомилькара. Его главной задачей был надзор за горными проходами в Пиренеях и полный контроль местных племен, особенно баргузиев, которым Ганнибал больше всего не доверял и разрешал в отношении их идти на любые меры. Также у Ганнона было оставлено все собранное продовольствие.

С новыми и, очевидно, неожиданными проблемами Ганнибалу пришлось столкнуться, когда его армия начала переход через Пиренеи. Многие иберийцы только сейчас осознали, какой поход им предстоит и какие трудности ждут впереди. Считалось, что сама по себе война их не очень пугала, гораздо сильнее смущал дальний путь и перспектива перехода через Альпы. Как бы там ни было, три тысячи пехотинцев из племени карпетанов оставили ряды карфагенской армии и вернулись на родину. Ганнибал не пытался остановить их, да и не мог этого сделать; слишком большую часть его войска составляли иберийцы, и им могло не понравиться, позволь он себе восстановить порядок среди карпетанов. В сложившейся ситуации самое разумное для пунийского полководца было сохранять хорошую мину при плохой игре, и Ганнибал сделал вид, что на самом деле все происходит с его разрешения. Пользуясь случаем, он распустил по домам еще более семи тысяч воинов, чтобы заранее избавить свою армию от наиболее склонных к дезертирству отрядов. Делалось это якобы для того, чтобы «…иметь друзей в покинутых дома народах, вместе с тем внушить остальным надежду на возвращение к своим очагам, наконец, с целью расположить к походу всех иберов, не только тех, которые шли с ним, но и остающихся дома, на тот случай, если когда-либо потребуется их помощь» (Полибий, III, 35, 6).

В итоге к тому времени, когда карфагенская армия преодолела Пиренеи и направилась к переправе через Рону, в ее рядах насчитывалось пятьдесят тысяч пехотинцев и около девяти тысяч всадников, в верности которых Ганнибал уже не сомневался (Полибий, III, 35, 7).

Переход пунийцев по землям Галлии, так же как и их недавнее продвижение через области Испании к северу от Ибера, оказался связан с непредусмотренными препятствиями.