на живот, и пристально смотрит. Он восхитительно обнажен, и мне прекрасно видна его красивая задница. Даже после сделанного в саду признания, что между нами ничего не может быть, Тобиас затянул с претворением в жизнь этого решения. После этого мы весь день заполняли дом новыми воспоминаниями: разговаривали, ели, играли в шахматы, плавали, чередовали трах и занятия любовью. Мы оба отрицаем, отказываясь сталкиваться с неизбежным.

– Пожалуйста, мне интересно.

– Она… была красивой, остроумной, полной жизни. Неуступчивой и требовательной в нужные моменты, но удивительно нежной. Любила вино и научила меня готовить. Она была отличным поваром. Мы проводили большую часть времени на кухне. Она всегда могла меня рассмешить, в каком бы настроении я ни находился. Она была моим лучшим другом… моим всем.

– А твой отчим?

– Бо был мне отцом.

– Ладно. Вряд ли он был человеком настроения? – Меня удостаивают взглядом, от которого я начинаю смеяться.

– Я должен быть таким же хитрым, – без обиняков принимается оправдываться Тобиас, – таким же безжалостным, и тебе известна причина.

– Хочешь сказать, где-то скрывается еще одна очаровательная сторона личности? Так продемонстрируй ее. – Он шлепает меня по попе, и я взвизгиваю. Сердце замирает, когда он улыбается мне. – Господи, Француз, по-моему, я тебя сломала.

Он вздыхает и кладет голову мне на грудь.

– Сесилия, я человек. Я начал это не с намерениями быть… тем, кем приходится. Я должен знать, как устроен ум преступника, чтобы думать, как он. Я должен заслужить уважение и верность.

– Ну, похоже, ты в этом преуспел.

– Иного варианта сделать это нет. Но я занимаюсь этим не поэтому. Мне не нужна власть. Она – необходимость. Я пошел на это не ради богатства. Оно тоже стало необходимостью, затратой на первую ставку. Я, как и ты, испытываю отвращение к плодам денег и власти, но борьба должна проходить на равных.

Я глотаю подступивший к горлу ком.

– Знаю.

– За свою жизнь я легко и не задумываясь хранил множество секретов, но лгать матери было чертовски невозможно. У нее был такой тон, что он действовал на меня подобно сыворотке правды. Она за считаные минуты могла меня расколоть. Слава богу, что она была единственной, кто это умел. И порой я рад, что ее больше нет и она не может вытянуть из меня признания. Потому как я не уверен, что она не отказалась бы от меня, будь я с ней честен относительно своих поступков. – Его глаза вспыхивают от эмоций, а потом его взгляд затягивает пелена раздумий.

– Моя мать считала, что мой отец был ужасным человеком, однако я думаю, что его, возможно, понимали превратно.

– Почему ты так говоришь?

– Есть у меня такое чувство.

– Или секрет?

– Чувство, – упорствует Тобиас.

– Ты только взгляни на нас, – заговариваю я, – с нашими комплексами из-за отцов.

– Когда мой оплошал, в моей жизни появился человек, взявший на себя роль отца. – Потупив взор и шумно дыша, Тобиас проводит рукой по моему животу. Он злится из-за меня.

– Все нормально, – заверяю я, лаская пальцами его подбородок и проводя по его плечам. – Я действительно в порядке. Пора взять себя в руки и жить дальше. Но ни в одной из моей тысячи грез не будет мыслей о нем.

– Ты считаешь, что смирилась с этим, но правда в том, что всю оставшуюся жизнь это будет на тебя давить. – Глаза Тобиаса пылают. – Я никогда так не хотел убить человека, как вчера.

– Ты не обязан брать на себя эту роль.

– Я повергну его, Сесилия. – Это обещание. Наверное, единственное, которое он способен мне дать.

– Это ты тоже не обязан делать. – Пламя в его глазах становится порицанием.

– Я не в том смысле, Тобиас. – Он поднимается, и я заставляю его посмотреть мне в глаза. – Я не это имела в виду. Я не оправдываю твои поступки, но не стану тебя отговаривать. Я бы никогда не обратилась к тебе с такой просьбой.

В его глазах появляется изумление.

– Как ты можешь до сих пор что-то к нему чувствовать?

– Я чувствую к нему лишь жалость.

– И все же это чувство.

– И когда ты покончишь с ним, я буду его жалеть.

Тобиас толкает меня назад и нависает, положив ладонь туда, где прячется мое сердце, а потом прижимается поцелуем к этому месту.

– Каким же мерзавцем я был по отношению к тебе.

– О да.

– Не прощай меня.

– Не простила и не прощу. – Я сжимаю в кулаке его волосы и снова заставляю посмотреть мне в глаза.

– Ты пытаешься простить, – возражает Тобиас. – А я этого не заслуживаю.

– Наверное, нет. Но я понимаю правила этой игры, и, как бы ни старалась, не могу продолжать злиться, ведь знаю причину твоих поступков. Знаю, мои слова покажутся наивными, но мы не просто развлекались прошлым летом, мне дали понять, что происходит. Я уважаю то, что ты делаешь. – Я закатываю глаза и скрепя сердце произношу следующие слова: – Я восхищаюсь тобой – намного сильнее, чем показываю.

Тобиас кивает с рассеянным взглядом и переплетает наши пальцы.

– Моя жизнь так долго состояла из этого, что сомневаюсь, мужчина, которым являюсь сейчас, и мальчик, который взвалил на себя такую ношу, еще согласны друг с другом. А Доминик так похож на того, кем я был. И становится лишь злее. Мы заработали столько денег, что могли все перевести в законное русло, но ему слишком нравится охота. А еще он любит уличные игры. Мы часто спорили по поводу того, как он ведет дела здесь.

– Что ты хочешь получить?

– Слишком много для одной жизни. Не уверен, хочу ли, чтобы это далеко заходило.

– То есть?

– Я и так много тебе рассказал. – Тобиас опускает голову мне на живот и качает ей.

– Ты сказал, что тебе нужен отпуск. Вряд ли это равнозначно разглашению секретов.

– Давай сменим тему.

– Давай не будем. Давай поговорим о Сен-Жан-де-Люз.

– Забудь, – предупреждает он, его тон становится холодным.

– Ого. Ладно, быстро же мы вернулись к отправной точке. – Тобиас приподнимается и тянется, чтобы поцеловать меня, но я уворачиваюсь.

– Даже не думай мне отказывать, – рычит он и прикусывает мою губу.

– Ну надо же, какой требовательный Француз.

Он трется стояком о мое бедро.

– Ты назвала меня по имени, – шепчет Тобиас и прижимается ко мне. – Чертовски красиво.

– Да ты сегодня просто кладезь эмоций.

– Я теряю чертов рассудок, – он прищуривается, глядя на меня, – и ты тому причина.

– О, так теперь я виновата?

– Прими это. Прими, пожалуйста, – тихо просит он.

Я киваю, а уже через секунду растворяюсь в его поцелуе.