знакомых. Молодая женщина потеряла нерождённого ребёнка вследствие тяжёлой инфекционной болезни, врачи сказали, что детей у неё больше не будет, и несчастная очень хотела услышать слово утешения. Вместе с ней я подошла к окружившим старчика паломницам и неожиданно услышала возмущённый вопль одной из них: «Батюшка! Моя соседка племяннику мотоцикл купила! Так вы мне скажите, откуда у неё деньги!?» «Я больной, у меня четыре грыжи…» — слабо отбивался старчик. Мне захотелось схватить перепутавшую священника с гадалкой богомолку за руку и оттащить куда-нибудь за ограду монастыря. Но правила приличия удержали на месте. Однако в тот момент я твёрдо решила никогда не докучать старчику своими проблемами. А моя молодая спутница подошла к батюшке последней и долго разговаривала с ним. От усталости он присел на кучку каких-то досок (тогда в Коренной повсюду шла стройка), а женщина опустилась на колени прямо в смешанную со щебёнкой пыль. «Будет у тебя сынок», — ласково сказал ей старчик. И добавил: «Только ноготочки свои не крась, ты и так красивая». Это замечание поразило мою спутницу даже больше, чем обещание батюшки, ведь, собираясь в монастырь, она накануне тщательно подстригала и оттирала ногти ацетоном. Через некоторое время её свекровь позвонила нам и пригласила на крестины. Так случилось, что в больнице, где лечилась моя знакомая, в детском отделении лежал брошенный родной матерью мальчик, и они с мужем решили его усыновить…

Мы часто брали с собой в монастырь детей. Один из наших сыновей, Максим, больше других полюбил Коренную, подружился с монахами и послушниками и, с благословения отца наместника, проводил в обители школьные каникулы. В этот раз я везла двенадцатилетнего сына в совершенно пустом автобусе ранним утром первого января. За окном стоял двадцатипятиградусный мороз, да и в автобусе было немногим теплее. Я уже раскаивалась в том, что под далась на уговоры сына: он только что переболел гриппом и продолжал почти беспрерывно кашлять. Но переубедить этого настырного ребёнка не было никакой возможности. Через посёлок, на окраине которого находится монастырь, мы почти бежали, спасаясь от пронизывающего холода. Максим скакал вокруг меня, излагая новую идею: «Ма, а ма! Там монахи по вечерам на источнике обливаются. Ладно, и я с ними?» «Нет, нет и нет!» — отрубила я. Но Максим не унимался: «Ма, а ма? Ну ладно? Ты разрешила, да?» И тут меня осенила светлая мысль: «Ты в монастырь идёшь? Вот там и проси благословения!» Разумеется, я была в полной уверенности в том, что ребёнку, да к тому же кашляющему, никто не позволит превратиться на морозе в ледяной столп. Максим утих.

В монастыре нас сразу же принял архимандрит Иоанн. Оставить Максима на каникулы в обители он согласился, памятуя, как летом Максимка работал на монастырской пасеке. Но тут в приёмную вошёл старчик. Его неизменный плащик покрылся изморозью и надулся несгибаемым колом, из-под обтрёпанных манжетов виднелись красные окоченевшие пальцы.

— Отец Иона! — ахнул архимандрит. — Опять! Я же вам благословил пальто! А где перчатки и шарф?

— Да ну их, — прошелестел старчик, — мне в них жарко.

Максим взглянул на меня глазами, в которых ясно читалось: «Вот такое послушание!» «Тебя это не касается», — ответила я взглядом. А архимандрит снова обратился к старчику:

— Вот послушник к нам на две недели приехал. Возьмём?

— А он слушаться будет? — вопросом на вопрос ответил старчик.

— Буду, буду! — поспешил Максим. — Только… благословите на источнике обливаться!

Старчик прищурился:

— Ну, если в остальном слушаться будешь, то — благословляю.

— Батюшка! — ахнула я. — В такой мороз! Да у него кашель.

— Где мороз? — удивился старчик. — Жарко!

Через две недели, когда я вернулась за сыном, он с удовольствием рассказывал, как чистил картошку в трапезной, мыл полы в храме, ездил с послушниками на санях в лес за ёлками к Рождеству и получил от владыки подарок на архиерейской службе. И, конечно, как обливался из источника Богородицыной водичкой из полного ведра. Была она такою тёплой, что не хотелось и одеваться. А от кашля не осталось и следа.

…С каждым годом старенький отец Иона болел всё больше и уже не принимал в келье паломников. В 1996-м году владыка Ювеналий постриг его в великую схиму с именем Иоанн. С этого дня старчик совсем скрылся под схимническим куколем; на службу в храм и обратно в келью его вели под руки — а порой и несли — два послушника, ограждая от назойливых почитателей.

Иеросхимонах Иоанн (Бузов)

И всё-таки настал день, когда и мне довелось зримо увидеть помощь старца иеросхимонаха Иоанна.

Моя мама — солдат Великой Отечественной. Та страшная война не только сожгла её молодость и забрала единственного брата, но и на всю жизнь «наградила» бессонницей. Всю оставшуюся жизнь мама моя проводила долгие ночи за чтением или писанием дневников, не расставаясь с сигаретой — той же наследницей войны. Родившаяся и всю жизнь прожившая в атеистическом государстве, мама относилась к религии не как атеистка, но и не как истинно православная христианка, а, скорее, философски. И хотя в конце жизни она бывала в храмах, несколько раз исповедовалась и причащалась, но бросить курить или хотя бы признать эту страсть грехом не могла. Так и не удалось нам с сестрой переубедить её. Она искренне не понимала, как может быть грехом то, о чём не написано в Библии.

Когда мама тяжело заболела, пригласили священника, который поисповедовал и причастил её. Но на вопрос сестры, покаялась ли она в грехе курения, мама отвечала отрицательно. Вскоре она впала в кому и мы уже готовились к неизбежному концу. Я поехала в Коренную и попросила отца-наместника помолиться за болящую, рассказав о нашем горе — нежелании мамы покаяться в грехе курения. Отец архимандрит ответил: «Я скажу старцу».

Буквально на следующий день позвонила сестра: мама очнулась. Приехав, я застала её бодро расхаживающей по квартире. Она была в светлом рассудке и памяти, только иногда обращалась к нам: «Где спички? Дайте спички». Но когда ей подавали коробок, вертела его с недоумением: «А зачем мне они?» «Она забыла, что курит!» — шепнула мне сестра.

Снова пригласили священника и совершили соборование — таинство, в котором человеку отпускаются грехи, забытые или не осознаваемые как грехи.

Мама мирно скончалась 20 июня 2002 года.

Через месяц отошёл ко Господу старец иеросхимонах Иоанн (Бузов).

На его могилке на возрождённом монастырском кладбище горит неугасимая лампада. Но что ещё важнее — горит она и в тысячах душ тех,