Во время моего второго путешествия в Марокко все было совсем по-другому. Годы спустя после моей первой беззаботной спонтанной поездки я стала матерью. Хотя в душе я все еще оставалась бродягой (с сильной тягой к красивым простыням и первоклассным матрасам), первостепенным стало внимание к некоторым подробностям. Я была помешана на всем органическом, поэтому начала паниковать: чем я буду кормить Сисели (мою дочь), когда мы прибудем в эту страну, где отсутствуют блага современной цивилизации? Я связалась со своей подругой Сумайей, которая должна была принять нас в своем семейном доме в Касбе Танжера.

Сумайя, казалось, растерялась от нашего разговора и просто дала мне свой адрес. Я отправила друзей за органическим детским питанием, молочной смесью и подгузниками. Можно было подумать, что мы собирались на необитаемый остров. Мы упаковали все это в большие коробки, аккуратно завернув каждую бутылку, потом вызвали UPS[19]. Когда их сотрудники прибыли, чтобы все вывезти, я бежала за ними со словами: «Пожалуйста, осторожней. Это ценный груз. Он должен в целости и сохранности прибыть в пункт назначения!»

Потом я присела и немного задумалась об этой поездке и о себе самой. Это было большое путешествие. Я брала с собой всю банду: Сисели, ее няню Вики, которая в возрасте десяти лет эмигрировала из Гватемалы, одна, чтобы воссоединиться со своей живущей в Лос-Анджелесе мамой Анитой (Анита уехала в Америку в поисках работы несколькими годами ранее, чтобы содержать оставшихся дома детей, хотя она знала, что может больше никогда их не увидеть), Митча, моего музыкального директора, и Брин, мою помощницу из Гарретсон-Бич, Бруклин. Мы все отправились в аэропорт имени Джона Кеннеди и сели на рейс до Танжера, следующий через Лондон. Мы выбрали American Airlines, потому что они предоставляют детям различные игрушки и письменные принадлежности, которые могут понадобиться во время долгого полета.

Я настояла на том, чтобы на всем протяжении пути на мне была белая соломенная ковбойская шляпа, и это стало своего рода раздражающим талисманом. На лондонском рейсе я оставила ее на верхней багажной полке, что доставило мне немало проблем: я бегала в поисках специальной службы, которая принесла бы ее мне в зону получения багажа. Ужасно начинать так путешествие, но я не могла двинуться дальше без этой шляпы. Во время всей нашей поездки Брин говорила со своим сильным бруклинским акцентом: «Если вы ищете Сандру, то это та, у которой идет пар из-под ковбойской шляпы».

После ночи в «Хитроу-Хилтоне» мы восстановили силы, сели на другой самолет и отправились в наш пункт назначения. Затруднения продолжались. На марокканской таможне обнаружилось, что Вики «все-таки» нужна была виза. Сумайя и ее отец Абсалим, уже подъехавшие к этому моменту, оставались спокойными: это были люди, которые жили по принципу: «В Америке есть часы, но у нас есть время». К этому моменту мое терпение, которое и так не является одной из моих сильных сторон, стало тоньше бумаги. Но отец Сумайи сказал, чтобы мы все отправлялись домой, а он останется, чтобы все уладить. Я проплакала всю дорогу, думая, что же я буду делать без своей решительной (хотя временами даже слишком) Вики Г.

Мы подъехали к окраине Касбы с шиком и блеском; автомобили остановились, и к нам подбежали одетые в джеллабы джентльмены с тележками, чтобы увезти наш багаж. Семья в главном доме тепло встретила нас всех и тут же преподнесла по стакану «марокканского виски» (мятного чая). Мы сели во дворе при входе, солнце уже садилось. Повсюду зажгли мерцающие свечи, и Сумайя познакомила нас с домочадцами.

Конечно, там была мама, Хадуш, невероятно элегантная и относившаяся ко всем как к родным. Она держала Сисели и сдувала с нее пылинки. Я нервно спросила, доставили ли детское питание. Этот вопрос испортил настроение всем. Дамы косо посмотрели на меня, и я поняла, что они расценили это как блажь. Хадуш обняла меня и сказала: «Мы будем готовить малышке свежую еду. Она не захочет есть ту дрянь, что добиралась сюда дольше, чем вы!»

Она унесла ребенка в глубь дома, на кухню, где главный повар, Хадиша, завернула Сисели в плотную ткань и повязала ее вокруг своих плеч. Маленькое довольное лицо Сисели торчало сверху. Малышка была абсолютно спокойна, пока Хадиша занималась своей работой, прибираясь, помешивая кускус в горшочках на плите, следя за тажинами на огне. Когда она наклонилась, чтобы проверить в духовке питу, у меня перехватило дыхание – я боялась, что Сисели может выскользнуть на пол. Но все было хорошо.

Хадиша продолжала заниматься делами, а я заметила в углу коробку, которую я отправила шесть недель назад. Она была помята и поломана, раскрыта с одного угла. Я с тревогой подошла и заглянула внутрь. Содержимое было нетронуто, но казалось довольно убогим на фоне всех этих свежих продуктов: яиц, лежавших на облицованном плиткой кухонном столе, керамических чаш, полных мандаринов и баклажанов, цукини и инжира, кинзы, помидоров и, конечно же, ароматных специй. Травы высушивали и в каждом доме смешивали по индивидуальному рецепту. Такая смесь – острая, дурманящая, притягательная – называется рас-эль-ханут, что переводится как «хозяин дома». И на фоне этого изобилия стояли мои унылые припасы, на покупку, упаковку и укладку которых я потратила не один час, не говоря уж о шестистах долларах за доставку. Коробка так и оставалась в углу все время нашего пребывания там. Я больше ни разу не взглянула на нее.

Поздно ночью, перед тем как отправиться спать, мы получили весточку от Вики: ее вернут нам на следующий день, после того как будет получено официальное разрешение. Уставшая и расстроенная, я отправилась спать и проснулась ранним утром от первых звуков голоса муэдзина, сзывающего правоверных на молитву. Призыв раздавался из минаретов, он был похож на далекие, но постепенно приближающиеся сирены. Поначалу я испуганно вскочила, но потом снова легла, и голос успокоил меня. Через два дня я просто перестала обращать на него внимание.

Наше пребывание в Танжере также запомнилось нам удивительной едой. Стоит отдать должное кулинарным талантам Сумайи, ее матери и всех дам, приходивших на кухню на рассвете и остававшихся там еще долго после заката. На завтрак мы ели кашу, на обед – свежую рыбу или бастиллу, в четыре часа дня пили мятный чай с медовой выпечкой.

Ужин был настоящим пиром: овощи с кускусом, баранина и тажин со сливами, острые тефтели в томатном соусе, и все это было приготовлено прямо перед трапезой. Иногда мы ели в кухне, иногда во дворе, отгороженном от мира тяжелыми деревянными воротами. К нам часто приходили друзья, чтобы поболтать, перемежая разговор обрывками французских и английских фраз.

В Танжере много экспатов из Америки, Великобритании, Франции. Однажды мы зашли навестить бывшего главу колумбийского наркокартеля, который бежал из страны и теперь тайно жил здесь, наслаждаясь уединенностью и изысканностью Марокко. Он попросту избавился от своего прошлого, о котором здесь вряд ли кому-то было известно.

Абсалим знал в городе всех. Мы следовали за ним по пятам, проводили с ним время и навещали тех, рядом с кем он вырос. Однажды нас пригласил в свое скромное жилище Пол Боулз; на пристенном столе лежала стопка «High Times». Я пожала его слабую руку: «Я счастлива познакомиться с вами».