— Ну конечно, ты согласился, — с горечью в голосе подтвердила Вирджиния. — Деньги для тебя всегда самое важное.

— Для тебя это тоже должно быть важно, — гневно обрушился на нее Гейбриел. — Если Селия проявит упрямство и откажется выходить замуж, тогда мы будем жить на деньги, которые я буду выигрывать на гонках. Если завтра я выиграю, сто фунтов хватит, чтобы нанять жокея и заплатить вступительный взнос, чтобы Летящая Джейн могла участвовать в скачках Сент-Леджер. А если я выиграю тот приз…

— Если, если, если! Слишком много «если»!

— А что ты предлагаешь? Чтобы я занял место грума в конюшне твоего дедушки?

— Ну, конечно, нет. Разве твоя бабушка не поможет тебе с Летящей Джейн?

Гейбриел холодно рассмеялся и принялся мерить шагами поляну.

— Она не одобряет эти скачки породистых лошадей. Опасается, что я пойду по стопам своего бестолкового деда, старого маркиза, который, пытаясь участвовать в них, терял тысячи и тысячи фунтов. Я знаю, что могу добиться успеха, но она мне не верит.

Вирджиния видела, какие страдания ему доставляет это. Ей даже в голову не приходило, что у Гейбриела могут быть другие планы на жизнь, помимо получения наследства. Он как-то упоминал, что хочет построить конюшню для скаковых лошадей, но тогда она не восприняла это всерьез. Теперь, когда она понимала, что он говорит серьезно, когда она лучше узнала его, все стало понятно.

— Твоя бабушка ведет себя глупо.

Гейбриел остановился и внимательно посмотрел на Вирджинию.

— Я видела, как ты это делаешь, — покраснела Вирджиния. — У тебя есть необыкновенный дар распознавать особые достоинства лошади. Даже Поппи отметил это, хотя тебе никогда ничего такого не скажет.

Гейбриел не спускал с нее потемневшего, но осторожного взгляда.

— Бабушка будет спорить, что успех в скачках чистопородных лошадей требует намного большего, чем способность выбрать лошадь.

— И она будет абсолютно права. Тренировка тоже важна. Но у тебя и это хорошо получается. Если ты начнешь серьезно заниматься скачками, думаю, ты сможешь составить конкуренцию большинству серьезных владельцев чистокровных лошадей, — с едва заметной улыбкой сказала Вирджиния. — Я не шучу.

— Спасибо, — с решительным лицом ответил Гейбриел. — Значит, ты понимаешь, почему я должен участвовать завтра в гонке. Пари, которые я выиграю на частных гонках, пойдут на плату за участие в скачках. А скачки породистых лошадей — это настоящие деньги. Я знаю, что начинаю с малого — с Летящей Джейн, — добавил Гейбриел, видя, что Вирджиния молчит, — но если все пойдет как задумано, то в один прекрасный день у меня будет целая конюшня породистых лошадей для участия в таких скачках. Может, у меня появится собственный конный завод. — Гейбриел оглянулся. — Во всяком случае, я надеюсь на это.

Вирджиния видела, сколь много значит для него претворение в жизнь этого замысла. Но в нем скрывались опасности, которые Гейбриел должен был предвидеть.

— Тогда тебе нужно участвовать в большом количестве частных гонок и заключать много пари. Пари с высокими ставками. А это очень опасные гонки.

— Чем опаснее гонка, — с осторожностью посмотрел на нее Гейбриел, — тем выше ставка. Ты же это знаешь.

У Вирджинии упало сердце.

— Так на какой опасной дорожке вы завтра состязаетесь с мистером Уитоном?

— С лордом Уитоном. И, клянусь, это не опасно. Это даже не гонка на экипажах. Обычная гонка, лошадь против лошади.

— Ты прекрасно знаешь, что это так же опасно, как гонка на экипажах, а может, еще опаснее. На какой дорожке вы состязаетесь?

— Ты, наверное, о ней даже не слышала.

— На какой дорожке? — настаивала Вирджиния.

У Гейбриела дернулась мышца на щеке.

— На той, что проходит рядом с рекой в имении Лайонса в Исткоте.

— Это та дорожка с резкими подъемами? — тревожно уточнила Вирджиния.

Гейбриел отвел глаза, явно удивленный, что ей известна эта дорожка.

— Там всего два подъема, и они не такие опасные.

— Не такие опасные! Я помню, Поппи говорил о ней. Разве не на одном из таких подъемов Лайонс сломал себе ногу?

— Только лишь потому, что его езда верхом и фартинга не стоит, — высокомерно заявил Гейбриел.

— О, вот как, — пробормотала Вирджиния, испугавшись, что он поставит ее в тупик. — Ты просто сумасшедший.

— Я такой же сумасшедший, как и ты, — разозлился Гейбриел, — ты состязалась с Летти Лейд, а потом бросила вызов мне. С каких это пор ты осуждаешь гонки?

— С тех пор как увидела, как ты это делаешь! — отрезала она. — С тех пор как собственными глазами увидела, как ты идешь на риск, на который ни один человек в здравом уме не пойдет.

— Ты собираешься прочесть мне наставления о здравом смысле? — обрушился на нее Гейбриел. — Ты, которая хотела состязаться со мной на дорожке в Тернем-Грин, рискуя собственным будущим?

— Да, потому что я устала наблюдать, как за счет моего мертвого брата ты создаешь себе репутацию безрассудного человека!

На лице Гейбриела отразился шок, который сменился болью. Но Вирджиния уже не могла забрать свои слова обратно. Теперь, когда они сорвались с ее губ, она уже не могла не думать об этом. К горлу подступили слезы, и она начала всхлипывать, борясь с ними.

— Ты красишь свой фаэтон в черный цвет, ходишь с важным видом по городу в черной одежде и…

— Я нигде не хожу с важным видом, дорогая, — глухо возразил Гейбриел.

— Не надо превращать все это в шутку! Ты говоришь о том, чтобы заработать денег от этих опасных гонок, когда мы оба знаем, что ни один человек не стал бы ставить против тебя, если бы не гибель моего брата! — Голос Вирджинии превратился в шепот. — Если бы не Роджер, Ангела Смерти не было бы!

— Я не собирался становиться Ангелом Смерти, черт возьми! — буквально выплевывал слова Гейбриел. Вирджиния моргала глазами, застигнутая врасплох его горячностью. — Это была чья-то дурацкая шутка, — добавил он.

Вирджиния, не в состоянии сказать ни слова, пристально смотрела на него. Шутка? Смерть ее брата породила чью-то шутку?!

— После несчастного случая с Роджером я оделся в черное в знак траура по нему, — видя ее реакцию, тихо проговорил Гейбриел. — Роджер не был членом моей семьи, поэтому Четуин объяснил это по-своему. Он высказал свое мнение, что я оделся в черное, потому что Смерть — мой постоянный спутник. Он подчеркнул, что все, к кому я прикасаюсь, умирают. Мои родители, мой лучший друг… все. — Гейбриел беспокойно ходил по поляне, его лицо исказилось от боли. — Четуин, конечно, был прав. Смерть действительно была моим постоянным спутником. Поэтому неудивительно, что очень скоро и другие люди стали называть меня Ангелом Смерти. В конце концов, сама судьба предназначила мне эту роль, — еще глуше добавил он.