– Мы с Эстер написали эту песню вместе.

– И только для пианино. В ней чувствовалось настроение Билла Эванса…

– Я люблю Билла Эванса, – перебивает ведущего Бенни Ламент.

– Я тоже. Но «Темное сердце» пелось только под пианино. Никаких ударных. Никаких духовых. Никакой бас-гитары. Только вы, – добавляет Барри Грей.

– Я… и Эстер. Мы не ожидали, что эта песня станет хитом. Она не была коммерческой. Но люди ее полюбили.

– Она отличалась от других песен. «Парень, ты меня не размягчишь. Парень, ты меня не приручишь», – цитирует нараспев слова из «Темного сердца» Барри Грей. – В этой песне говорилось о тех вещах, о которых большинство песен умалчивали. По социальной значимости она опередила свое время.

– Да. Наверное… Но мы воспринимали ее совсем иначе. «Темное сердце» – это история любви, – говорит Бенни Ламент.

– Как так?

Слышится вздох Ламента.

– Мне надо закурить, иначе мне не рассказать об этом.

Мани просадил все свои деньги за игрой в кости, Ли Отис заснул в углу, подложив под голову мой пиджак, а Элвин встал между мной и Эстер прежде, чем я успел ее поцеловать. Это было к лучшему – я понимал. Но и я, и Эстер – мы оба были на взводе, когда на рассвете зашагали обратно к моей машине. Эстер оставила свою сумочку на переднем сиденье, а Мани захотел, чтобы я отдал ему часть лежавших в багажнике пластинок – для продажи или распространения. Эстер трещала без умолку, как будто ей необходимо было заполнить тишину, чтобы не заходить дальше того, на чем мы с ней остановились.

– Эти дома строились для белых богачей. И цветным не разрешалось тут жить до 1920-х годов. Белые назвали квартал Страйверс-Роу – в насмешку над неграми, старавшимися в подражание успешным белым тоже приобрести здесь жилье. Но он давно уже не модный. Даже не знаю, много ли сейчас охотников здесь поселиться. Да и отдельных домов как таковых в квартале не осталось. Они все поделены на маленькие квартирки. Но для меня это самое лучшее место в Гарлеме, если вы понимаете, о чем я. Мой отец купил эту квартиру для матери. У нее на руках тогда были только Мани и Элвин. Я еще не родилась. Элвин старше меня всего на год. Так что я прожила здесь всю свою жизнь.

Мне еще не доводилось слушать болтовню Эстер. Девушка тоже была взволнована. Под стать мне. Я открыл дверцу со стороны пассажирского места, но Эстер не стала садиться. Достав с сиденья сумочку, она отошла от машины.

– Я подвезу вас. Нет смысла идти до дома пешком по холоду, пусть даже всего один квартал. К тому же пластинки у меня в багажном отделении.

Эстер мгновенно смягчилась и, сев в машину, хлопнула за собой дверцей. А я тыльной стороной руки очистил снег с ветрового стекла. Бо Джонсон купил Глории Майн квартиру. А о жилье для себя – хотя бы на время – не позаботился…

– Она его сестра? – спросил я, заводя мотор и трогаясь с места.

– Что? Кто? – переспросила Эстер, наблюдая за работой дворников, ритмично очищавших стекло от остатков белой каши.

– Глория Майн. Она сестра Бо Джонсона?

– Глория Майн – моя мать, Бенни. Вы же виделись с ней на днях.

Я вырулил на дорогу и направился к рядам желтых домов. Улица была совершенно пустой, а дом Эстер находился на ее северной стороне. Я нагло пересек сплошную линию, и только после этого до меня дошло, что сказала Эстер.

– Ваша мать… – повторил я.

– Ну да. А с чего бы я звала ее «мамой»? – подтрунила она надо мной, а затем указала на свободную площадку перед домом.

Я припарковал машину. Мани, Ли Отис и Элвин поджидали нас на крыльце. Они жаждали увидеть винилы.

– Но… вы написали ту строфу о девушке, поставившей Бо на колени…

Уж не Мод ли имела в виду Эстер? Она внимательно смотрела на меня, сморщив нос, с печальной улыбкой на губах.

– Моя мать очень любила Бо Джонсона. А он ее так сильно не любил. Но, по-моему, из этого не получилась бы такая хорошая песня.

Я пребывал в полнейшем замешательстве.

– Мама и Бо Джонсон были влюблены друг в друга в юности, но мама вышла замуж за другого человека. За отца Мани и Элвина. Он погиб вскоре после рождения Элвина – какая-то авария на доках. Маме потребовалась помощь. А у Бо Джонсона к тому времени уже завелись деньги. Он стал знаменитостью в Гарлеме. Пользовался влиянием. Он помог маме снова встать на ноги, купил ей квартиру, – пожала плечами Эстер. – А когда я появилась на свет, он ушел от нее. Когда мне исполнилось два года, мама вышла замуж за Арки Майна. Через несколько лет родился Ли Отис. Вот так. Вся история семейства Майн в двух словах. Немного путаная, но такова жизнь.

– Вы все носите его фамилию, – пробормотал я; это был не вопрос. Скорее, попытка поддержать разговор.

– Чью? Арки? Да. Так проще. Он стал хорошим отцом для всех нас. Он много работает и замечательно относится к маме. Хотя я ни разу не видела, чтобы он завязывал ей шнурки, – тихо добавила Эстер.

Я заглушил мотор.

– Ваша… мама не объяснила вам, почему она так предвзята ко мне?

– Объяснила… Она сказала, что ваш отец – гангстер. И ваш дядя тоже. Но я это и так знала.

Я чуть не застонал в голос. Это было не мое дело. Вообще не мое. И вмешиваться мне было не нужно. Раз Эстер считала своей матерью Глорию Майн, разуверять ее в этом мне не пристало. Но поведение Глории Майн мне стало понятно. Она небеспричинно стремилась оградить от меня Эстер. Глория думала, что мне все известно. И переживала, что я все расскажу ее приемной дочери. Но раскрывать правду Эстер было бы бессердечно. И, если честно, я боялся. Боялся, что Эстер все смешает в кучу. Уподобит меня Сэлу и отцу, обвинит вместе с ними и не захочет больше со мной видеться. Эта мысль меня тоже страшила. Я не хотел влюбляться в Эстер, не хотел думать об этой девушке. И не желал брать на себя ответственность за нее, связывать с ней свою карьеру. Но именно это и делал. С каждой встречей, с каждой песней, с каждым мгновением, что мы проводили вместе, мы становились все ближе. Как будто некая невидимая нить связывала нас навсегда. Нервные токи прошлой ночи вновь запульсировали в моей груди. Чары спали. Мы с Эстер больше не танцевали, снег перестал казаться волшебным, и реальный мир накрыл меня, как холодное, влажное одеяло. Мани рывком распахнул дверцу Эстер.

– Здесь чертовски холодно. О чем вы тут болтаете? Я хочу видеть пластинки.

Мы с Эстер поспешно вылезли из машины, я открыл багажник и вручил Мани половину оставшихся у меня винилов.

– После сегодняшнего шоу нам нужно будет записать и «Бо Джонсона», – сказал Мани, глядя на мое мизерное «подношение». – Люди ее точно захотят послушать. Я смогу продать по пластинке каждому в Гарлеме.

– Да. Знаю… Она на очереди…