— Мы вам сообщим, — пообещал следователь, отвечая на настойчивые вопросы Зеленского о том, когда же будут результаты. — Но поскольку вы не можете сказать точно, была ли икона в портфеле в тот момент, когда вы садились в машину, возможно, нам придется провести оперативные мероприятия и у вас дома. Снять отпечатки, осмотреть помещения.

— Проводите! Осматривайте! Делайте все, что посчитаете нужным. Только найдите мне ее! — чуть не плача, взмолился Зеленский.

Проводив взглядом полицейские машины, расстроенный пан медленно, как на казнь, направился к «Форду».

На обратном пути он уже не интересовался чужими родословными, а молча смотрел в стекло, сосредоточенно думая невеселую думу. Погруженный в себя, Зеленский даже не обратил внимания, когда машина остановилась у ворот его коттеджа, и очнулся, только когда к нему обратился Сергей.

— Бронислав Станиславович, — осторожно, будто боясь спугнуть, позвал тот. — Приехали.

— А? Хорошо. Спасибо, Сережа, — отстраненно сказал пан, выходя из машины.

— Вы уж не волнуйтесь так, Бронислав Станиславович, — на прощанье попытался успокоить его Сергей. — Найдется она, эта икона ваша, вот увидите. Наверное, просто дома оставили.

— Да. Хорошо. Спасибо, Сережа.

Белый «Форд» развернулся и поехал прочь от коттеджа. А Зеленский, войдя в калитку и проходя по мощенным природным камнем дорожкам, невидящим взглядом смотрел прямо перед собой и все повторял:

— Этого быть не может. Этого просто не может быть…

Побывав в университете и узнав мнение коллег о своей статье, Харитон, заинтригованный эмоциональными высказываниями, решил посмотреть отзывы на сайтах, о которых в недавней беседе упоминал Игорь.

Первым делом он зашел на страничку журнала, опубликовавшего статью.

Обсуждение здесь шло очень активно. Создавалось впечатление, что, кроме статьи Харитона, других публикаций в последнем номере журнала не было. Она не оставила равнодушными не только специалистов, но и людей, явно далеких от исторической науки.

Пробежав глазами красочные сравнения казненных монахов с христианами первых веков, пламенные призывы «быть достойными жертвы» и глубокомысленные параллели с расстрелом царской семьи, Харитон перешел к местным сайтам. Ему интересно было узнать, как восприняли статью в самом Кащееве. При всех постигших его там неурядицах, диггер теперь вспоминал этот городок с некоторой ностальгией.

Здесь разброс мнений был еще больше. Перечень тем колебался в самых широких пределах, от наивного желания обрести среди захороненных пропавших без вести родственников до пафосных рассуждений о том, что подвиг новомучеников должен объединить народ.

Авторы некоторых комментариев даже утверждали, что ходили в лес, желая «почтить память невинных жертв».

Разрушенные блиндажи партизанской базы, о которой Харитон упоминал в статье, многим удалось обнаружить, но сам овраг, отмеченный крестами из веток, никто почему-то так и не нашел.

Среди неудачливых искателей оказался оператор местного телевидения. Он отправился в лес с видеокамерой в надежде сделать интересные кадры, но в итоге заснял лишь живописные древесные кущи.

«Есть информация, что к нам вскоре прибудут гости из столицы, — писал в своем комментарии оператор. — Благодаря резонансной статье, Кащеев стал популярным, нашим городом заинтересовались корреспонденты одного из центральных телеканалов. Может быть, им повезет больше, и они сумеют отыскать место захоронения монахов».

— Может быть, — слегка усмехнувшись, вслух проговорил Харитон. — Хотя, казалось бы, чего сложного. Овраг-то там в двух шагах.

В это время у него зазвонил телефон.

— Харитон?

— Да, мамуля, слушаю тебя.

— Как у тебя дела?

— Как всегда, отлично!

— Ты помнишь, что обещал зайти к нам, когда вернешься из этой своей поездки?

— Да, мамуся, я как раз собирался.

— Представляю себе. Но в воскресенье ты просто обязан появиться. Мы устраиваем семейный ужин. Я приготовлю утку с черносливом, придут тетя Шура с дядей Толей, я уже сказала им, что ты тоже придешь. Если ты и на этот раз…

— Да что ты, мамуля! Утка с черносливом — это мечта всей моей жизни! Не просто приду, прилечу. На крыльях счастья.

— Когда ты станешь серьезным, Харитон? Ты уже, можно сказать, взрослый мужчина, а все дурачишься, как мальчишка. В общем, в воскресенье мы тебя ждем. Не подведи меня. Я уже всем пообещала. Даже не вздумай опять рассказывать мне про какие-то неотложные дела. Все неотложные дела нужно будет отложить. Тем более что это воскресенье. Подумай, что скажут родственники.

— Не волнуйся, мамуля, я приду обязательно. Никаких неотложных дел.

— Ждем тебя.

«Тетя Шура с дядей Толей — это жесть, — озабоченно размышлял Харитон, застигнутый врасплох новостью о семейном ужине. — Не иначе, мне снова подыскали «подходящую невесту». Опять придется выслушивать мудрые рассуждения о том, как нужно устраивать свою жизнь».

Но не прийти означало бы по-настоящему расстроить родителей. На этот раз данное обещание нужно было сдержать.

Через несколько дней тихим воскресным вечером Харитон парковался возле знакомой кирпичной девятиэтажки в одном из спальных районов столицы.

Он уже успел морально подготовиться и теперь входил в подъезд с твердым намерением отстаивать личную свободу и независимость до последнего.

«Живым не сдамся», — решил Харитон, поднявшись на восьмой этаж и решительно надавив на кнопку звонка.

— Вот он, пропащий! — раскрыв широкие объятия, встретил его в прихожей дядя Толя — массивный великан под два метра ростом. — Проходи, проходи, рассказывай. Давненько не виделись.

— А ну-ка, где он, мой птенчик? Где мой карапуз? — выходя из кухни, ворковала тетя Шура, маленькая подвижная женщина, едва достававшая до плеча «карапузу». — Иди скорей, оладушка дам. Любишь оладушки?

…Семейный ужин удался на славу.

Утка с черносливом была великолепна, а «подходящая невеста», к большому облегчению Харитона, фигурировала на сей раз лишь в виде благого пожелания. Дядя Толя, посвятивший отпуск ремонту квартиры, был целиком поглощен этим процессом и заботы об устройстве личной жизни племянника ненадолго отошли на второй план.

— Что ему говорить, если он не слушает, — печально вздыхая, сетовала тетя Шура.

— Да, Шурочка, ты совершенно права, — подхватила мама Харитона. — Они сейчас вообще никого не слушают. Тридцать лет парню, а все ветер в голове, как у пятнадцатилетнего мальчишки. Все бы ему по белу свету мыкаться, города и страны изучать. Не сидится дома.

— Ты хоть расскажи нам, путешественник, где это ты путешествуешь все время, — попросил дядя Толя, возвышавшийся над столом, как Эверест. — А то вон мать жалуется. Глаз, говорит, домой не кажет.