талии и завязанный спереди, и оранжевая повязка на голове вокруг спутанных дредов. Хотя в теплые месяцы священное место привлекало многих садху, Рават выделялся тем, что у него были явные проблемы со здоровьем: на локтях, коленях и лодыжках появлялись большие припухлости или наросты, некоторые размером с лимон. Летний сезон также приносил поток туристов и паломников, желающих искупаться в святых горячих источниках, посидеть там, где медитировал Шива, или получить благословение от местного садху. Внутри своей хижины Рават принимал тех, кому хватало любопытства войти, на травяных циновках синего и желтого цветов, расставленных вокруг небольшой ямы с глиняными краями, где днем и ночью горел огонь.

Каждый день Шетлер выходил из своей пещеры в лесу, пересекал луг, чтобы понежиться в горячих источниках, а затем спускался по склону, чтобы провести несколько часов в хижине Равата. «Каждый раз Шетлер ходил из своей пещеры в дом бабы и обратно, – заметил Робертс. – Вот и все. Больше он никуда не ходил».

* * *

Из-за ежегодного летнего муссона небо было затянуто облаками, а горные реки большую часть лета разливались от дождей. Это был один из первых солнечных дней за последние несколько недель, когда Андрей Гапон встретил Шетлера в Кхеерганге. Россиянина привлек этот участок Гималаев, как место паломничества русских духовных мыслителей в Индии, в частности, художника и философа Николая Рериха, который поселился в Наггаре, к северу от долины Парвати, где и умер в 1947 году. Гапон начал свой собственный духовный ретрит в долине Парвати ранее той весной, уединившись в хижине в горах над Касолом на сорок дней, а затем переехал выше по долине в Калгу еще на пару недель. Гапон планировал уехать из этого региона, но, по его словам, когда он отправился в Кхеергангу, его поразило ощущение, что путешествие по долине Парвати только начинается. «У Кхеерганги совершенно особая энергетика, – сказал мне Гапон. – Каждый раз, когда я туда приезжал, происходило что-то особенное». Однажды, в конце июля, впервые проходя мимо каменной хижины у горячих источников, он увидел американца с татуировкой орла на груди, сидящего снаружи. Рядом с мужчиной лежала длинная бамбуковая флейта. Гапон представился и спросил мужчину, где он остановился.

«В пещере», – ответил Шетлер, кивая в сторону поросшего травой холма.

Пульс Гапона участился. Он и сам подумывал о том, чтобы провести время в пещере, но в тот единственный раз, когда он попытался это сделать, ему с трудом удалось хотя бы разжечь костер. «И тут я вижу, как Джастин в своей манере, не терпящей возражений, говорит, что уже несколько дней живет в пещере, – рассказал мне Гапон. – Я спросил, может ли он мне ее показать».

Шетлер привел россиянина в свою лесную пещеру. Внутри Гапон ощутил первый прилив страха, подумав о том, что каждую ночь он будет спать в темноте, вдали от людей, с небольшим количеством еды, и только огонь будет давать ему тепло и обеспечивать безопасность. В этих лесах водились животные, снежные барсы и черные медведи, не говоря уже о змеях и насекомых, которых ночью могла привлечь теплая пещера. Но по мере того как глаза привыкали к свету, его настрой смягчался.

Шетлер содержал свою пещеру в чистоте – «лесной чистоте», как выразился Гапон, – с земляным полом, подметенным веткой дерева в одной части и заваленным древесными иглами там, где он спал. Он аккуратно расставил немногочисленные вещи, которые принес с собой: несколько оплывших свечей, прилепленных воском к каменным выступам, книгу и металлическую кружку, одежду, развешанную для просушки на флейте, которую он прикрепил возле входа. Там же лежала охапка дров, которую Шетлер собрал, чтобы каждый вечер поддерживать костер. Убежище было удобным, подумал Гапон, для пещеры – даже уютным. Он был под впечатлением. «Если бы я не увидел живого примера в виде человека, живущего здесь, я бы даже не подумал, что такое возможно».

Он спросил Шетлера, можно ли присоединиться к нему на пару ночей, но он вместо этого показал ему другую пещеру, расположенную за поворотом на склоне. Она была меньше и не такая сухая, с несколькими трещинами на потолке, из которых по стенам стекала вода. Гапон предложил прикрепить к потолку брезент, но Шетлер отверг эту идею, потому что это «не аутентично». Тем не менее уже через пару часов после встречи с Шетлером Гапон почувствовал вдохновение последовать его указаниям. Его тянуло к Шетлеру как магнитом. «Когда я говорил, он слушал меня, – вспоминает Гапон. – Не просто из вежливости. Он задавал вопросы». Гапону не хватало кое-каких припасов, в том числе спального мешка, поэтому он спросил своего нового друга, не одолжит ли он мотоцикл, чтобы съездить в долину и посмотреть, что там есть. Он предложил свой паспорт в качестве залога, но Шетлер покачал головой и просто бросил ему ключи.

«Я ХОЧУ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ

ПОЖИТЬ ТАКОЙ СВОБОДНОЙ

ЖИЗНЬЮ. В МИРЕ СЛИШКОМ

МНОГО КРАСОТЫ, ЧТОБЫ

ОСТАВАТЬСЯ НА ОДНОМ МЕСТЕ».

И ШЕТЛЕР ПРОДОЛЖИЛ

СВОЙ ПУТЬ – КАК БУДТО

ОН ИСКАЛ ИДЕАЛЬНУЮ ПЕЩЕРУ

В ИДЕАЛЬНОМ МЕСТЕ.

Единственное, что можно было почитать Шетлеру у себя в пещере, – это потрепанная книга в мягкой обложке под названием «География счастья», которую Линда Борини подарила ему перед отъездом из Катманду, сказав: «Тебе она понадобится больше, чем мне». Автор книги, Эрик Вайнер, путешествует по странам, которые многие считают самыми счастливыми в мире. Одна из его остановок – Индия, к которой он обращается «с вопросом, на который мне отчаянно нужно найти ответ. Почему столько предположительно здравомыслящих жителей Запада покидают свои богатые и благоустроенные страны и отправляются в бедную и неблагополучную Индию в поисках счастья? Неужели они романтизируют восток, влюбляясь в шарлатанов с развевающимися бородами? Или ученый XIX века Макс Мюллер был прав, когда сказал, что, отправляясь в Индию, мы возвращаемся в свой «старый дом», полный воспоминаний, если только получается их прочитать?» Больше всего Шетлер, по воспоминаниям Гапона, выделял в книге раздел о взаимосвязи между счастьем и доверием. «Доверие – необходимое условие счастья, – пишет Вайнер. – Доверяйте не только правительству, институтам, но и соседям. Фактически, несколько исследований показали, что доверие – больше, чем доход или даже здоровье, – является самым важным фактором, определяющим уровень счастья». Несмотря на то что американец рассказывал ему истории о том, как его обманывали и грабили, «он сказал, что предпочитает и дальше доверять людям, – вспоминает Гапон. – Так заложено в его характере».

Гапон вернулся через три дня со спальным мешком и кое-какой едой. Солнце, под которым они встретились, снова скрылось за серебристыми облаками, сменившись проливным дождем,