— Я долго думал, как совершить задуманное так, чтобы все сошло за несчастный случай, и однажды судьба сама предоставила мне этот шанс. Помнишь, как-то король устраивал большую Зимнюю охоту? — Я кивнула. К сожалению, ту охоту я помнила слишком хорошо. Мне тогда было четырнадцать лет. — По счастью, приглашены были все окрестные семьи, мы с тобой не стали исключением.

Да, я это помнила. Не прошло и года с момента смерти матери, а отец тогда со всем возможным рвением собирался на охоту, подбирал наряды себе и мне — девушкам уже с четырнадцати разрешалось участвовать в гоне, не наравне со взрослыми, но прогуляться верхом на лошади — точно. Меня тогда сильно коробило такое его отношение. Я еще не оправилась от потери, а отец вез меня развлекаться. Но переубедить его было невозможно. Скорее всего, он хотел поговорить с королем и попросить снять запрет на посещение двора, и в его рукаве был хороший козырь — юная симпатичная княжна, которая к тому же была последней представительницей древнего рода. Не знаю, вышло бы что-то из этой затеи или нет: с королем мы так и не увиделись.

Когда раздался рев горна, столичная знать унеслась вперед загонять бедную лань, отец кинулся в погоню, забыв о дочери, а я, оглушенная громкими звуками и гомоном сотни голосов, отстала. Желания веселиться не было никакого, поэтому я тронула лошадь и медленно двинулась сквозь густой лес на шум голосов. В тех краях я не была никогда, поэтому ожидаемо заблудилась, вскоре и лошадь потеряла подкову и захромала. К сожалению, на этом злоключения не закончились. Сама судьба в тот проклятый день ополчилась на меня.

Испуганно всхрапнув, лошадь шарахнулась в сторону, едва не выбросив меня из седла. Женского, кстати, неудобного. Я в нем ездить почти не умела, всегда предпочитая кататься в мужском. Мы жили почти в глуши, перед кем красоваться в платьях? Еще и амазонка сдавливала со всех сторон, мешая не то что сидеть — дышать.

— Зато ты прекрасно выглядишь! — отрезал тогда отец, когда выбирал наряд. — Все должны увидеть, какая ты у меня красавица. Глядишь, еще и влюбится кто из Ригаросса.

Расчет его был понятен. Если не удастся повлиять на короля, всегда оставалась возможность вернуться в свет благодаря замужеству дочери. Только папа в тот роковой день упустил из виду одну важную деталь, а именно — саму потенциальную невесту.

Я блуждала по лесу не первый час, уже почти отчаялась, как вдруг лошадь стала очень нервной. Она всхрапывала, била копытами и периодически пыталась встать на дыбы. Подобное поведение спокойного животного должно было насторожить, но мне и в голову не пришло подумать об опасности, которую почувствовала кобыла. В таком «веселом» темпе мы проехали еще минут пять, а потом…

Волчий вой раздался совсем рядом, заставив кровь похолодеть в жилах. В последний раз взбрыкнув, лошадь сбросила свою глупую непутевую наездницу в колючие заросли и унеслась вдаль. Вслед ей бросилась серая стая, и это было последнее, что я увидела. Прямо в зарослях дикого шиповника притаился камень, о который я ударилась головой, потеряв сознание.

— Ты наконец-то вылетела из седла, — спокойно, как нечто самой собой разумеющееся, рассказывал Тиран. — За твоей кобылой понеслась оголодавшая стая. Я неделю морил собак голодом, чтобы они готовы были рвать добычу живьем на части. О да, я хорошо подготовился к мести и предвкушал, как ты будешь страдать, плакать от боли и молить о помощи. — От таких откровений у меня по спине пробежал холодок, и я еще плотнее прижала к себе ноги. Мало ли. Сейчас как развернется, как вцепится… Как волк. — Двоих кобелей я не спустил с привязи. Они послушно шли рядом, поскуливая и ожидая лишь команды, чтобы наконец насытиться, но почему-то мне тогда захотелось взглянуть в лицо своей ненависти. Знаешь, наверное, в этом и была моя самая главная ошибка в жизни. — Он развернулся так резко, что я отшатнулась и вскрикнула. Заметив мою реакцию, виконт улыбнулся грустно, по-доброму, и тихо произнес: — Да не бойся ты. Уже ничего не бойся.

Протянув руку, опекун осторожно провел пальцами по моей щеке. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Естественно, он все понял. Криво усмехнулся и убрал ладонь.

— Ты лежала без сознания, ресницы едва подрагивали, будто во сне. Такая маленькая, хрупкая, нежная… моя. Именно в тот момент я понял, что ждал именно тебя. Собаки были пущены вслед за стаей, а я склонился над тобой. Острые колючки оставили глубокие кровоточащие порезы на руках, а одна царапина пересекала всю щеку. Я тогда еще подумал, что может остаться шрам. — Действительно, шрам остался. Я нервно провела по тонкой, едва заметной полоске, расчертившей левую щеку по диагонали. — Я доставил тебя к лекарю. К счастью, никаких серьезных травм ты не получила, только царапины и небольшое сотрясение. Когда очнулась, ты так рьяно благодарила меня за спасение, а я смотрел на тебя и едва с ума не сходил. Как могло произойти, что ненависть в одночасье переросла совсем в другое чувство, и чувство это было столь сильным, что едва не сжигало изнутри? Хотелось схватить этого маленького ясноглазого ангелочка, прижать к себе и никогда не отпускать.

Действительно, когда я пришла в себя, рядом сидел молодой красивый мужчина, который так странно на меня смотрел, что было очень неловко. Отчего-то я тогда подумала, что его смутила рана на щеке, которая на пару месяцев ощутимо изуродовала мою внешность. А потом пришел отец и выставил моего спасителя прочь, запретив тому даже приближаться ко мне.

— С того рокового дня я лишился покоя. Использовал любую возможность увидеть тебя, побыть рядом. Бесшумной тенью ходил по пятам.

А меня все считали сумасшедшей и даже лекарю показывали, который сказал тогда умное страшное слово — паранойя.

— Спустя год я понял, что не вынесу больше этой пытки: быть рядом и не иметь возможности даже коснуться, провести пальцами по едва заметному шрамику, который связал нас навсегда. Я пришел к твоему отцу просить твоей руки. — На мой удивленный взгляд Тиран лишь покачал головой. — Как многого ты не знала, да? Естественно, раньше твоего совершеннолетия о свадьбе речь бы не шла, но можно было заключить помолвку, если бы твой отец дал согласие, и я из кожи вон лез, чтобы убедить этого старого упрямца позволить нам пожениться.

Мой потрясенный взгляд Тиран явно расценил неправильно, поскольку вновь потянулся погладить меня, но я осторожно, но непреклонно убрала его руку. Неужели в той ситуации ему ни разу даже в голову не пришла простая мысль: спросить моего мнения?!

— Чего я только не предлагал князю Лурье, но он лишь смеялся мне в лицо. Поиздевался твой отец надо мной знатно. Каждую неделю мне выдвигались все более бредовые и невыполнимые требования, а когда я, стиснув зубы и растоптав собственную гордость, выполнял все условия, тут же придумывались новые. Вскоре эта игра Лурье надоела, и он попросту выкинул меня из вашего дома, как какого-то нищего. С позором и на глазах гостей, которые оказались в вашем доме. А может, он специально так подгадал день, чтобы посильнее унизить меня. — Тиран сжал кулаки, на скулах заиграли желваки, но он продолжил на удивление спокойным тоном: — А знаешь, что тогда было самым ужасным? — Я отрицательно помотала головой, потрясенная всей этой дикой и оттого неправдоподобной историей. — Что ты тогда не сказала ни слова в мою защиту. Даже когда твой отец, рассмеявшись, плеснул вина прямо мне в лицо и презрительно во всеуслышание бросил, что никогда не отдаст свою дочь за выродка Ридейро. После того как он вдребезги разбил нашу семью, я оказался для него выродком.