Я осторожно присела перед ним, торопливо смахнув слезы.

Он уже узнал меня и доверчиво ткнулся мокрым теплым носом в ладони, будто ждал новую порцию угощения или просил о помощи.

– Тише, маленький, – прошептала я, кусая губы, и попыталась поправить повязку на лапке.

Он продолжал поджимать ее к себе и поскуливать.

Сзади послышался тихий, неумолимый треск веток и шаги, которых я одновременно ждала и боялась. Но я даже оборачиваться не стала. Наскребла в сумке последние крошки и высыпала перед зверьком – тот послушно принялся за угощение с таким видом, будто делает так каждый день.

– А ты говорила, лисы не приручаются, – проговорил Дарес, стоя где-то за спиной.

– А ты говорил, что исчезнешь.

– Но… ведь ты этого не хочешь.

– С каких пор тебе не всё равно, кто и что вокруг хочет? – огрызнулась я через плечо.

Дарес присел рядом на колени – я видела боковым зрением, продолжая изучать рыжий дрожащий комочек шерсти перед собой.

– Майлис, – взял Дарес меня за руку и мягко повернул к себе.

Я вырвалась, но он перехватил за вторую руку. Привлек к себе, обхватил обеими руками так всеобъемлюще, как я, наверное, и мечтала. Хоть я и попыталась тут же вывернуться, но Дарес удержал на несколько мгновений, прижал спиной к себе тесно, усадив на одно колено, вдыхая запах моих волос.

Пару этих мгновений я позволила себе насладиться его теплом. Просто ни о чем не думала. Чувствовала его обнимающие руки, чудовищную нежность этих объятий, близость и тепло, его запах. Даже сама чуть откинула голову, снова вспоминая, как щекотит кожу короткая борода, такая контрастная с его гладкой шеей. Как бьется его сердце.

Это всё его колдовство, проклятый эмпат.

– Уже не боишься, что врежу? – процедила я, замерев и стараясь не смотреть на него, только ощущая его теплое дыхание.

– Знаю, что можешь, – кивнул он.

Я все же вывернулась, отстранилась, устало уселась на усыпанную листьями землю и подтянула к себе колени. Обхватила их, положила голову на руки, краем глаза продолжая следить за лисенком. Наконец приподняла голову.

Дарес, по-прежнему сидя на коленях, смотрел на меня, я – на него.

– Я знаю, что тебе страшно, – сказал он по-простому. – Страшно привязываться и снова испытывать боль потери. Не думал, что наша связь уже настолько сильна. И… сам боялся. Что тебе привычно такое обращение. Что ты пойдешь за любым, что всё равно как и с кем. Что ничего для тебя не ценно на самом деле.

– Ничего не ценно – это ты? Ты это ничего? – я вскинула брови.

Дарес улыбнулся.

– Прости, что спровоцировал. Хотел, чтобы ты проявила свои истинные чувства. Но чуток не рассчитал силу твоей ярости. И твоих чувств. И, знаешь… мне даже лестно. Кстати, когда ты просила не разбивать опять лицо о чей-то кулак, даже не думал, что ты имела ввиду – свой.

– Лестно тебе, значит?! – я уставилась на его багровеющий синяк.

– Ну, если бы просто по щеке шлепнула, было бы обидней, – признался он.

– И кто тут еще из нас хочет издевок и боли?! – я швырнула в него горсть сухих листьев, но те не долетела до цели и рассыпались в лучах солнца.

– Прости, Майлис. – Он виновато развел раскрытые ладони. – Я был не прав.

Никогда еще я не слышала, чтобы мужчина так просто и искренне просил прощения. Просили его хоть раз у меня, хоть кто-то? Я наморщила лоб, судорожно пытаясь припомнить. И пытаясь не поддаваться чувствам. Какой же он смешной с этим синяком и разбитой бровью.

Ничему его жизнь не учит.

– Зачем я тебе нужна, Дарес?

Я задумчиво смотрела на сидящего передо мной мужчину. Мог бы давно уйти прочь. Добился всего, что хотел, все узнал. Так какого демона?..

– Сам не знаю, – улыбнулся он так, что почему-то даже не захотелось его бить.

Пожал плечами неловко. Приперся ведь. На свою беду.

– А все-таки?

– Я тебе награду обещал.

– Тоже мне, человек слова, – я помотала головой, словно хотела закрыться распущенными волосами от него.

И меня тоже жизнь ничему не учит. И внутри целый комок чувств, и страшно, и злиться хочется, и дурацкое дрожащее тепло, что подкатывает к горлу.

– Меня слишком крепко с тобой связало. Это и привело сюда, будто чувствовал, как идти. Твои чувства как огонь в ночи, – проговорил Дарес приглушенно.

– Что ж. Вовремя, – обронила я.

– Когда ты успела завести лисенка?

– Сам завелся, – я посмотрела на зверька, который что-то нюхал рядом и рыскал по земле вокруг, поджимая к себе лапку.

Дарес с любопытством глядел на меня, так доверчиво оказавшись рядом, что я не удержалась от порыва, достала снова флакон со спиртом.

– Не двигайся, – приказала быстро.

Ссадины на лице ещё не поджили, а в грязи он изваляться успел знатно. Дарес тихо зашипел, когда я обработала самые открытые и опасные места.

– И рот закрой, – добавила я.

Он не успел возразить, а я уже щедро вылила спирт на бороду, откинула склянку прочь. Ловко подцепила край его наклеенной бороды и резко дернула, срывая с кожи.

– А-а-ай! – проревел Дарес.

Кожа на его подбородке и вокруг рта покраснела. Больно, наверное. Впрочем, и это заслужил.

– Так лучше.

Дарес осторожно, будто под пальцами окажется открытый огонь, коснулся подбородка и поморщился. Не притворяется. Его собственная щетина за пару дней стала чуть длиннее, но все равно без бороды он казался теперь таким обнаженным.

Запах хвойного клея смешался с ароматом его кожи. Ещё пахло спиртом. И это будто наваждение… я и сама почувствовала, как саднит его