Вошли в туалет. Здесь уже стоял сержант Синявский. «Будут бить», — пронеслось в голове Валерки. Зейналов пропустил его вперёд и сильно ударил между лопатками.

— Ява, что случилось? — спокойно спросил Синий.

— Ничего, просто этот урод перевернул все койки. Если хочет со мной разобраться, пусть разбирается. Зачем всё отделение наказывать? Конфликт-то больше личный, — выпалил Валерка.

— Зейналов, ты слышал? Конфликт личный. Вот и померяйтесь силами. Я посмотрю, кто кого.

— Ты чего, Синий? Мне драться с этим салагой?

— Во-первых, не Синий, а сержант Синявский. А во-вторых, не мне же с ним драться. У меня с ним личных счетов нет. За тебя заступаться? Ты не хиляк, чтобы я тебя защищал. Ну, будешь драться?

— Нет, я с ним драться не буду.

— Твоё дело. Ява, иди наводить порядок.

Что там было и как, ни Валерка, ни ребята не знали и не узнали. Только на утренней поверке все обратили внимание на слегка покрасневшее и опухшее левое ухо сержанта Зейналова.

Прощаний по поводу перевода в боевую роту не было. В конце концов, ребята оставались в той же части. Только переезжали в другую казарму. Личных вещей было немного. Шинели надели на себя, парадную форму взяли в руки, а всё остальное поместилось в солдатском вещевом мешке. Прощальных слов, цветов, слёз и поцелуев тоже не было. Прапорщик Жеволудов осмотрел бывших курсантов. Похлопал каждого по плечу.

— Напра-во! Вон отсюда, — на этом «торжественное» прощание окончилось.

Глава 39

День рождения!

В боевой роте знакомства как такового тоже не было. Все друг друга знали уже на протяжении нескольких месяцев. После вечерней поверки, когда старшина роты старший прапорщик Мороз убыл из расположения, началась ночная жизнь. Эта жизнь очень резко отличалась от ночной жизни учебной роты. Для «дедушек» и дембелей расторопная «молодёжь», в том числе и в первую очередь прибывшее пополнение из учебки, расставила табуреты в виде стола.

Из столовой окольными тропами были доставлены хлебные буханки. Они были горячими и парили. Из их внутренностей тянуло почему-то жареным. Как оказалось, внутренняя часть буханок, «мякишка», была удалена, а её место занимал жареный картофель, нарезанный соломкой. Хлебный «мякиш» был тут же на столе. В одной буханке была разогретая тушёнка, а в другой прожаренные куски мяса. Ко всему этому великолепию были добавлены нарезанные свеженькие помидорчики и огурчики, с перьями зелёного лучка. По волшебству на импровизированном столе появилась бутылка «Пшеничной».

— Дневальный! Ну-ка, построй молодёжь, — сказал один из сержантов.

Дублировать команду не пришлось, молодёжь быстро сообразила и стояла возле тумбочки дневального в узком проходе. Казарменное помещение роты МТО было маленькое. Вся казарма состояла из большого спального расположения и маленького прохода для построения роты.

— Дневальный! Я же просил построить молодёжь… Почему народ в трусах и майках стоит? По-полному. Во всём обмундировании. Да поживее. Водка стынет.

Молодёжь в считанные секунды облачилась в обмундирование, поразив «бывалых».

Против девяти молодых водителей последнего призыва стояли девять водителей, уже выслуживших свой срок и готовящихся к скорой отправке домой. Одним словом — дембеля.

— Кто-нибудь провёл обучение прибывшего пополнения для посвящения в «молодые»?

— Сейчас всё сделаем, — кто-то из услужливых подбежал к ребятам и начал быстро говорить, что да как. — Понятно?

Всё было предельно ясно.

К «салаге» подходил дембель. Он брался пальцами за тренчик на ремне возле бляхи. Резким движением дергал со всей силы, увлекая за рукой ремень и его хозяина. С первого раза сорванный тренчик сопровождался в полёте радостными возгласами. Не сорванный первым рывком тренчик так же висел на ремне, и смотрящие то на него, то на его владельца искривлялись в презрении. Однако посвящение не предусматривало второго срока, и нерадивый тренчик срезался или рвался несколькими тянущимися руками.

Хозяин сорванного тренчика вытягивался по стойке «Смирно!», зажмуривал глаза и, что было сил, кричал:

— Фанера трехслойная, бронебойная к осмотру представлена!

В эту самую «фанеру», то есть в грудь, летел товарищеский привет дембеля в виде кулака «Бах!». Устоявшему, посвящённому в «молодые», наливался гранёный стакан водки. Немного закусившего счастливчика отправляли спать. Того, кто не устоял, уже подвыпившие дембеля и «дедушки» тренировали в освоении военных премудростей. «Отрабатывались навыки» ползания по-пластунски между и под кроватями. Это называлось «вождением».

Сказать к чести наших героев, тех, кто не устоял, оказалось мало, но первое зерно раскола в их дружный коллектив упало. С первого дня в боевой роте каждый из них всё больше и больше начинал выживать в отдельности. Кто-то искал друзей среди дембелей, кто-то среди «дедушек», а кто-то среди «фазанов». Находились такие, которые не считали зазорным рассказывать всякие истории и сюжеты фильмов на ночь засыпающим старшим «товарищам». Практически все старались угодить своим землякам, таская для них что-нибудь вкусненькое с офицерских огородов или с очередного выезда за пределы части. Были и неугодные.

Те, кто не клеился ни к тем, ни к другим, продолжая жить обособленно, своим маленьким коллективом. Валерка принадлежал к таковым. Пока в роте дослуживали земляки, его и ещё нескольких «нерадивых» никто не трогал, но, как только они уволились, пошла совсем иная жизнь. Каждое возвращение в роту было равносильно каторге. Отдушиной были каждодневные поездки за пределы части.

Яванскому повезло. Услышав номер машины, за которой его закрепили, он чуть не запрыгал от счастья прямо в строю. И даже несмотря на то, что его старшим должен был быть начпрод старший лейтенант Птичкин. Валерку закрепили за «Зилком», который каждый день выезжал за пределы части для доставки продуктов питания и хлеба. Были, конечно, редкие исключения, когда машина не выезжала. Как правило, это были выходные и праздничные дни. Эти дни Валерка и ставший водителем командирского «уазика» Ромка стояли в нарядах.

Валера быстро изучил маршруты, привык к ним. Ловко ориентировался в Хабаровске и его окрестностях. Надо проехать на продовольственные склады, а где-то образовалась пробка. Не беда. Он мигом находил объезд. Машина всегда вовремя прибывала в нужное место. Птичкин использовал это обстоятельство в своих целях. Всё чаще и чаще он навещал своих немногочисленных городских подружек. Всё чаще и чаще Валерке приходилось врать, прикрывая его шалости то «проколом» баллона, то «отказом» того или иного узла или агрегата.

Это ему не нравилось, было противно, но куда денешься «Из двух зол выбирают меньшее». Или в роте терпеть оскорбления и унижения, или ездить с ненавистным, но молчащим и уже зависимым от него офицером. Частое враньё в совокупности с «рассказками» несчастного офицера, которому достался нерадивый водитель, порождают сомнения и недоверие. Чем