— Чего рассказывать? Всё как у всех. Родился. В садик ходил, школу окончил, в техникум поступил. Женился, в армию загремел. Дочка родилась. Настенькой назвали.

— Ничего себе, и это ничего интересного? Да одним предложением кладезь информации… А теперь давай поподробнее.

Валерка начал рассказывать о себе. Так, как он мог. О чём-то умалчивал: о том, что было неприятно вспоминать, или о том, что могло навредить другим. В глазах Николаенко он видел неподдельный интерес. Прапорщик задавал вопросы, что-то уточнял… а в конце Валеркиного рассказа сказал,

— Ума не приложу, и чего тебя в этой роте держат? Ты же очень наблюдательный. А излагаешь всё предельно ясно… коротко и лаконично… Для наших штабных аналитиков, конечно, если тебя чуточку подучить, ты находка. Немногие остаются на сверхсрочную, кто срочную с аналитиками прошёл. Мало толковых. Вот я в своё время остался. Смотри, работа не бей лежачего… Нарядов мало. Своя двухкомнатная квартира. Полный, как говорится, пансион. И питание, и обмундирование. Двадцать лет календаря и домой, на Родину, с достойной пенсией. Вот перспектива. А что у тебя? Два года баранку покрутишь, а потом, дома, что?

— Не знаю. Там видно будет. Вернусь для начала на прежнее место работы. Хлеб тоже кому-то возить надо.

— Надо, конечно, оно надо. Но где рост? Где перспектива?

— Честно, меня карьера военного не прельщает, а крутить баранку меня вполне устраивает.

— Только запомни, я никогда не ошибаюсь, тебе недолго служить в этой роте. Обязательно со временем переведут в батальон. Толковыми ребятами у нас не швыряются.

— У меня мама говорит: «Не надо каркать», а тёща: «Не бздите, всё будет вери гуд!».

— Ты это к чему?

— Чего зря о батальоне чесать… если… может быть. Это теория вероятности. Только что обсчитываем? Судьбу не просчитаешь…

— Не веришь? Посмотришь, — спокойно заключил Николаенко.

— Товарищ прапорщик, а, правда, вы в Афгане воевали?

— Правда…

— Расскажите, что-нибудь.

— Что-нибудь… что?

— Например, как вы туда попали?

— Молча.

— Коротко и ясно. С меня в три жилы рассказы тянули, а про себя говорить неинтересно, — засмеялся Валерий.

— Не то, что неинтересно или интересно. Вспоминать не хочется. Но на разговор ты меня выманил. Если коротко, то я сам рапорт написал. Нет, не по глупости. Просто стоял перед выбором. Или в тюрьму, или на войну. Я выбрал второе.

— А что случилось?

— Любовь. Во всём виновата только она. Влюбился я в жену одного офицера. Ну, дело дошло до суда офицерской чести. Этот сморчок один на один разговаривать забздел, а на суде, перед офицерами, столько в мой адрес наговорил. Ну, я не выдержал и прямо при всех приложился к нему парочку раз. Да как-то неаккуратно… челюсть сломал. Свидетелей много. Командир части хотел замять… по-тихому, но этот ни в какую. Следствие, военная прокуратура. Перед самой передачей дела в суд командир с начальством как-то договорился, и передо мной встала альтернатива. Всегда хорошо, когда есть выбор. Вот я и выбрал. Знаешь, Валерка, я не жалею. Только вот солдат жалко, которые погибли из моего взвода. Таких за два с половиной года было два. И то для меня это много. Особенно, когда едешь их хоронить домой. Слёзы. Крики. Обвинения. Ух, аж мороз по коже, — лицо прапорщика посерело, налившимся свинцом. На глазах застыли капельки слёз. Он смахнул их и посмотрел Валерке в глаза. — Я, когда первого сопроводил грузом «200», сам себе сказал: «Всё, из моего взвода больше ни один солдат не сложит голову». Второй по глупости… обкурившись анаши… на фугасе подорвался. Чуть-чуть до госпиталя не дотянули. Скончался.

— А что ваш взвод делал? — осторожно спросил Валера.

— Мы дорогу держали с высотки. Да передвижения всякие фиксировали и контролировали. На нас снизу соваться боялись, а сверху нечем было. Да и наши вертушки им не давали.

Практически всю ночь они провели в беседах. Николаенко рассказывал про оружие. Взялся научить Валерку нескольким премудростям рукопашного боя. К концу несения суточного наряда они были настоящими друзьями, знавшими друг о друге всё.

Много раз после этого они несли совместно службу в нарядах. Друг к другу обращались только на «ты», даже в присутствии офицеров и прапорщиков.

Как-то, в очередном наряде на КТП, Николаенко пристально посмотрел на Валерку и спросил:

— Личные, чужие тайны хранить умеешь?

— Ну, это совсем лишнее. Столько знакомы, и «на вшивость» решил проверить?

— У меня к тебе серьёзный разговор. Нужна твоя помощь.

— Так бы и сказал. Слушаю.

— Тут у меня новая любовь наметилась. И, представляешь, опять жена офицера. Что-то меня на других баб не тянет.

— Опять судом дело завершится? — неудачно пошутил Валера.

— Сплюнь. Я уже умудрён опытом. Никаких судов не будет.

— Зная твой характер… не уверен.

— Не уверен, не обгоняй. Я себе цену знаю. Вот только без твоей помощи у меня вряд ли что получится. Точно налипну. Ну, в смысле, он застукает. Тогда точно: драка и суд. Судить, возможно, как участника боевых и там за всякие заслуги перед Родиной и партией не будут, но из армии турнут. Как пить дать.

— А если ближе к делу. Что от меня нужно?

— Вот. Твоя задача сделать так, чтобы он нас не застукал. Чтобы домой неожиданно не заявился.

— Слушай, не говори загадками. У нас в части офицеров больше, чем солдат. Я не телепат и мысли читать не умею.

— Ты издеваешься? Или действительно не понял, о ком я?

— Догадываюсь. О Птичкине. Видел я не раз его жену. Красивая женщина.

— Красивая — не то слово. Обворожительная! Обаятельная! Милая! Нежная…

— Э-э! Куда понёсся. Тормозни, — остановил Николаенко Валерка.

— Чего?

— Мне что, клаксон при въезде в часть включать и до самого КТП не отключать? Или вцепляться в него и держать, пока тебя не увижу в части?

— Зачем?

— А как я тебе сообщу о его прибытии? И как я его удержу от возвращения домой?

— Да всё очень просто. Я буду тебе перед выездом, когда надо, говорить, а ты будешь задерживаться в городе. Понял?

— Ну, слава богу, всё встало на место. Теперь понял.

Напакостить Птичкину было делом вполне нормальным. Валерку забавляла эта игра. Он придумывал всякие небылицы, хотя это было не столь часто, как бы ему хотелось. Львиную долю вранья брал на себя, как ни странно, Птичкин. Каждую поездку он заезжал к своим подружкам, оставаясь у них всё дольше и дольше. Это переходило все границы. Долго ждать зимой никакого бензина не хватит. Смешно, но об этом же побеспокоился и Птичкин. Он раздобыл у начальника ГСМ талоны на топливо.

Как гласит народная