– Что ты всё время ёрзаешь на месте? – удивился Данила, наблюдая за ней. – В туалет, может, хочешь? Так пойдём, я тебя провожу…

– Да нет, наоборот… в горле что-то пересохло, – буркнула она в смущении.

– Чего ж молчишь? Достаточно подозвать официанта, в зале они тоже обслуживают – и всё тебе будет! Что выпьешь? Водичку, сок, шампанское?

– Просто воду… без газа.

К счастью, через минуту погас свет, и неловкий для Вики разговор замялся. К тому же, едва на экране пошли первые кадры «Печали минувших дней», она моментально забыла обо всём – так её захватил и тронул сюжет. Удивительно, однако, что, несмотря на свою одержимость Александром, Вика как-то умудрялась следить за развитием действия и за игрой актёров в целом.

Фильм всколыхнул и разбудил ялтинские воспоминания – казалось, это всё было с ней в прошлой жизни, хотя прошло всего полгода. От знакомых видов трепетала душа и замирало сердце. Крымские пейзажи приобретали особый, тайный смысл в её глазах. Ливадия… Море, дворец и сад… Турецкая беседка. «Вот здесь я впервые его увидела… – думала Вика. – А вот – та самая сцена, которую при нас снимали. Я уже очарована Александром, наблюдая за его игрой, а он пока ещё не подозревает о моём существовании… А вот в этих эпизодах он отснялся, когда мы уже познакомились!» Думать так было глупо и стыдно – ведь это только Викина жизнь разделилась на ДО и ПОСЛЕ встречи, а Белецкий продолжал жить и играть как ни в чём не бывало. Но Вике было приятно думать, что, снимаясь в том или ином дубле, он УЖЕ поцеловал её возле костра… А значит, она осталась частичкой – пусть даже малюсенькой – его личной истории.

Актёры играли великолепно. Данила в образе цесаревича был статен, тонок, благороден и очарователен, но Вика смотрела на него, экранного, и думала о нём отстранённо – как о чужом человеке, а не как о своём бойфренде.

Конец киноистории, как и обещал ей Белецкий в ресторане Дома актёра, не был счастливым. Главный герой, офицер Михаил Разумовский, уезжал воевать на Кавказ, и за кадром перед финальным титрами звучал его глубокий, волнующий голос – последнее письмо к возлюбленной.

«Душа моя, Нина Алексеевна! Прощайте. Лучше бы мы не встречались с вами вовеки, но тут, видно, сам Господь решил разыграть эту комедию… Я – человек-несчастье, и всех других, кто со мною рядом, тоже делаю несчастливыми. Так что, может статься, наша невозможность быть вместе сбережёт вас и дарует вам долгую, счастливую жизнь… Хотя никогда я вас не разлюблю, до самой своей смерти, и даже после неё. Берегите себя, Ниночка. Молитесь обо мне, как и обещали. Навсегда ваш Миша».

Когда зажёгся свет, многие вытирали слёзы. У Вики тоже щипало в носу от чувств, но всё же она была слишком взволнована тем, что будет дальше, чтобы всерьёз переживать из-за фильма.

При выходе из зала на Тодоровича и актёров, исполнявших главные роли, налетели журналисты. Они тоже посмотрели фильм в соседнем зале и сейчас спешили выразить своё восхищение. «Триумф… шедеврально… прекрасно!» – звучало то тут, то там. Вика скромно вжалась в стеночку и принялась выискивать взглядом Александра. Обнаружив его, она немного расслабилась: Белецкий уже давал мини-интервью какому-то телевизионному каналу. Данилу тоже зажал в уголке кто-то, вооружённый диктофоном и фотоаппаратом, и Вика даже порадовалась, что ему сейчас не до неё. Что же, оставалось дождаться официального банкета – надо думать, Александр на него останется. И вот тогда… тогда…

«А что тогда? – подумала она вдруг с тоской. – Он будет с Машей, я – с Даней… Что я ему скажу? Мило улыбнёмся друг другу и рассядемся по разные стороны стола, а потом разъедемся по домам?»

В этот момент Вика увидела, что репортёр отстал от Белецкого и устремился к новой жертве, оставив его одного. Она похолодела. Упускать такой шанс было нельзя. Или сейчас, или никогда! Мельком бросив взгляд в сторону Данилы и убедившись, что он всё ещё общается с журналистами, она собралась с духом и направилась прямиком к Александру. Да, перед Даней ей ещё было бы стыдно, а на остальных… на остальных плевать.

Она подплыла к нему в своём пепельно-розовом платье, с блеском в глазах, с лёгкой соблазнительной улыбкой – откуда только сила духа взялась, и небрежно тряхнула огненной гривой прекрасных волос. Увидев её, Белецкий просиял.

– Белка! Рад тебя видеть. – Он сделал шаг ей навстречу (у неё подкосились ноги) и лукаво заметил: – Удивительно, сегодня у тебя не красный, а совершенно нормальный нос…

Однако у неё не было ни сил, ни времени на шутки. Она просто молча смотрела на него долгим многозначительным взглядом. Он тоже несколько мгновений всматривался в её глаза, не говоря ни слова и пытаясь прочитать её мысли. Видимо, взгляд у Вики был достаточно красноречивым. Во всяком случае, он многое сумел понять. Но ей уже нечего было терять и нечего стыдиться – или пан, или пропал!

Белецкий наклонился к ней и спросил вполголоса:

– Хочешь, уедем отсюда?

Так просто!.. Так легко!.. У неё пересохло в горле, и она не смогла дать внятного ответа – просто кивнула.

Белецкий невозмутимо взял её под руку и повёл к выходу из фойе кинотеатра. Среди журналистской братии, обратившей на них внимание, возникло секундное замешательство, а затем, опомнившись, все эти папарацци принялись лихорадочно щёлкать своими фотоаппаратами, чтобы сделать как можно больше сенсационных снимков. Вот это удача! Скандал на премьере! Белецкий бросает Золотову прямо во время вечеринки и уходит в обнимку с девушкой Стрельникова!

Вика, конечно, понимала, какой резонанс вызовет этот поступок в средствах массовой информации. Но ей уже было всё равно, она сделала самое страшное – шагнула в бездну. И сейчас ничего не имело значения, кроме того, что её поддерживал под локоток Александр, с которым они собирались немедленно куда-то уехать. Только вдвоём…

Они не вылезали из постели почти сутки.

Вика плохо помнила, как они добрались до квартиры. Вроде бы, сначала ехали на машине. Всю дорогу целовались как одержимые. Был ли водителем уже знакомый ей Витёк или кто-то другой – Вика просто не заметила. Ускользнуло от её внимания также то, куда именно они приехали: что за район, что за дом. Да и квартира началась для неё со спальни…

Вика никогда не считала себя холодной, но то, что творилось с ней от прикосновений Белецкого, не поддавалось описанию. Данила тоже очень умело разжигал в ней страсть, будил желание, и ей всегда было с ним очень хорошо. Но Александр… Ему даже не нужно было ничего особенного делать. Он просто слегка проводил пальцем по Викиному голому плечу или животу… И она умирала, она плавилась, как воск, она сходила с ума. Она никогда в жизни так не хотела мужчину. Он переплетал свои пальцы с её, и Вику начинало трясти – но не от холода, а от страсти, словно настоящие электрические разряды проходили через всё её тело.

– Белка, ты меня умотала, – заявил Белецкий на следующий день, после бессонной ночи и такого же утра, откинувшись на подушки и рассеянно поглаживая Вику по волосам. Она уютно устроилась головой на его голой груди – так, чтобы можно было видеть лицо. Она не могла на него насмотреться. Она надышаться им не могла…