Утром третьего дня Третьего месяца 1860 г. паланкин, в котором находился Ии Наосукэ, определявший в то время политику сёгуната, появился из ворот своего дома. Путь ему предстоял недалекий — к замку Эдо, где располагался служебный кабинет Ии. Когда он со своей свитой достиг ворот Поля Вишневых Деревьев — главного входа в цитадель, — из пелены снега перед ним выросла группа молодых самураев. Семнадцать из них были из провинции Мито, один — из Сацума. Выглядели они совершенно мирно, и ничто не указывало на враждебные намерения. Но, поравнявшись с паланкином, они внезапно выхватили мечи и набросились на свиту Ии. Воспользовавшись тем преимуществом, которое дала им неожиданность нападения, они пробились к паланкину и распахнули дверцу. Выстрелив в Ии и ударив мечом, они швырнули его на землю и отсекли ему голову.

Убийцы были убеждены, что политика Ии и его непосредственных предшественников явилась причиной ряда проблем, возникших как во внутренних делах страны, так и во внешних отношениях. Наию гаикан («беды внутри и снаружи») — это древнее восточноазиатское выражение означало времена хаоса, когда течение истории было бурным, будто проходило пороги. Упадок самурайского боевого духа, заносчивость торговцев, живущих «не по статусу и не по средствам», голод, бунты и мятежи в городе и деревне, брожение идей и мистические вероучения, провалившиеся реформы — в первой половине XIX в. внутренние проблемы, казалось бы, охватили все стороны японской жизни. Что касается «бед снаружи», то они проявились в полной мере в 1853 г., когда коммодор Метью К. Перри вошел в бухту Эдо и потребовал от японского правительства открыть свою страну западному миру. Ии, с одной стороны, считал, что торговля с Западом могла бы оказаться выгодной. С другой стороны, он был уверен, что Япония не имеет достаточно сил, чтобы противостоять ультиматуму Перри. Поэтому он пошел на нарушение прежних традиций. В 1858 г. он подписал договоры об установлении дипломатических и торговых отношений с Соединенными Штатами и рядом стран Западной Европы.

Для молодых самураев из Мито и Сацума Ии был трусом и предателем, малодушно поддавшимся внешнему давлению. Появление «чужеземных варваров» на земле Японии, на их взгляд, предвещало закат традиционной японской культуры. Жесткое подавление оппонентов со стороны Ии (он поместил под домашний арест их лидера — бывшего правителя провинции Мито) заставило их обратиться к такому крайнему методу политической борьбы, как убийство. Как они и сами, видимо, предполагали, почти все участники нападения на Ии нашли свою смерть. Некоторые из них погибли от полученных ран, других схватили и казнили позже. Их поступок, однако, явился поворотным пунктом в японской истории. В годы, последовавшие за убийством Ии, другие молодые самураи, «люди высоких намерений» (как они сами себя называли), начали совершать подобные акты насилия по отношению к иностранцам и тем чиновникам сёгуната, которые терпимо относились к присутствию чужеземцев. По мере того как в стране накалялась обстановка, сёгунат все более терял уверенность в себе и способность отстаивать свои интересы. Количество его оппонентов росло как снежный ком, равно как и недовольство сёгунатом, пока наконец они не решили свергнуть режим, правивший страной почти два с половиной столетия.

Беды в экономике, раскол в обществе

В начале XIX в. многие самурайские семьи в Канадзаве (относительно процветающем городе-замке, являвшемся резиденцией Маэда — владельцев провинции Kara) занялись вырубкой кустарников в своих садах. На освободившихся землях они сажали сливовые, яблочные и абрикосовые деревья, чтобы продавать урожай на городских рынках. Другие представители воинского сословия повышали свое благосостояние путем организации домашних ремесленных мастерских. В них производились соломенные сандалии, зонтики, декоративные ленты для волос, масляные лампы, а также разнообразные предметы, использовавшиеся при праздновании Нового года: глиняные куклы, бумажные тигры и неваляшки. Воинские роды Канадзавы обратились к коммерческой деятельности по той причине, что их уровень жизни, на их взгляд, начал падать. К подобному решению экономических проблем прибегали не только канадзавские самураи. В большинстве японских городов-замков все больше самурайских семей (в некоторых провинциях их количество достигало 70 и более процентов от общего числа местных самураев) посвящали все свое время либо часть его работе в торговых лавках или ремесленных мастерских. Все чаще некогда горделивые воины закладывали свои мечи и доспехи, посылали своих дочерей работать в качестве домашней прислуги или даже убивали своих детей, чтобы хоть как-то остановить неуклонное соскальзывание к нищете.

До некоторой степени обнищание самураев имело психологические причины. Даймё и сёгун установили фиксированную плату своим вассалам еще в начале XVII в. С тех пор она почти не повышалась. Поскольку оплата обычно производилась рисом, то тот доход, который самураи получали от его продажи, несколько повышался на протяжении XVII и XVIII вв. Это происходило благодаря некоторому росту цен на зерно. Но эта прибыль, если верить современным расчетам, не могла обеспечить средней самурайской семье уровень жизни, сравнимый с уровнем жизни торговцев и ремесленников, доходы которых росли значительно быстрее. Более того, торговая революция эпохи Токугава сделала доступными разнообразные новые потребительские товары. Однако наиболее желанными из них были как раз те, стоимость которых значительно превышала возможности самурайского кармана. Это порождало мнение, что самурайские семьи не могут более поддерживать тот уровень жизни, который бы соответствовал их высокому статусу. У многих воинов недовольство выливалось в ненависть к зажиточным торговцам и крестьянам. «Среди владельцев городских домов, — писал один высокопоставленный самурай из Канадзавы, — есть много таких, кто не обращает более внимания на сословные правила. Они тратят много денег и не имеют понятия об уважении к воинам». Эти «дерзкие» торговцы, продолжает он, одеваются в яркие одежды, «претендуют на дома семей более высокого социального положения» и позволяют себе устраивать «дорогостоящие свадебные пиршества, не соответствующие им ни по статусу, ни по средствам»{63}.

Обиды и ревность самураев усугубились и тем, что в начале XIX в. их собственные доходы упали. Это произошло потому, что сёгун и даймё урезали плату самураям. В Канадзаве даймё Мазда дважды проводил сокращение выплат: в 1820-х гг. — на 10 %, а в 1830-х — на 50 %. Даймё в других провинциях также потребовали от своих вассалов потуже затянуть пояса, поскольку они, как и Мазда, пытались справиться с все возрастающим дефицитом бюджета. К первым десятилетиям XIX столетия большинство даймё тратили три четверти (или даже более)