Корейцы и жители архипелага Рюкю также вызывали любопытство. Прибытие каждого иностранного посольства было значительным событием, привлекавшим массы любопытствующих японцев. «Миллионы зрителей, подобно муравьям, карабкались на склоны речных берегов, — писал один кореец, проезжавший через Осаку в 1682 г. — Понтонные мосты перекрывали русло, и неисчислимые тысячи людей выстроились на них, наблюдая за нами»{59}. Японские художники, которые фиксировали прибытие и отъезд дипломатических миссий, особое внимание уделяли особенностям физического облика и одежды, которые и отличали чужеземцев от японцев. Корейцы, например, обычно носили бороды, шапки с плюмажами из перьев, воротники в складку, штаны и ботинки. Это отличало их от сопровождавших их японцев, которые были чисто выбриты, носили юбки или одеяния, похожие на кимоно, и ходили либо босиком, либо надевали дзори.

Изображения айнов отмечали те особенности, которые подчеркивали более продвинутый, даже рафинированный по сравнению с северными аборигенами образ жизни японцев. Описания восточных варваров зачастую начинались с комментариев по поводу длинных волос и бород мужчин, а также татуированных лиц женщин. Затем следовали шутки относительно диеты, которая состояла из большого количества рыбы и дичи, и в которой почти отсутствовал рис. Подобные описания создавали впечатление, что айны не только не достигли высот японского социального порядка, но и вообще еще находятся на уровне варварства. «Им неизвестна мораль, — писал один японец в 1710 г., — поэтому родители без всяких ограничений вступают в браки со своими детьми. У них нет и пяти разновидностей зерна, в пищу они употребляют сырое мясо птиц и рыб. Они скачут галопом вокруг холмов, ныряют в море и напоминают скорее каких-то животных, а не людей»{60}.

Японцы не просто «проглатывали» те образы, которые содержала новая печатная культура. Мужчины и женщины, принадлежавшие к самым разным социальным слоям, объединялись для того, чтобы развивать новые литературные формы. И в этих формах звучало осознание принадлежности к единой японской нации и культуре. Мацуо Басё, сын небогатого самурая из Центральной Японии, превратил в высокую поэзию стиль хайкай, положив таким образом начало всемирно известному стилю хайку[19]. Переехав в 1672 г. в Эдо, Басё опубликовал несколько поэтических дневников. В них содержались мысли и чувства поэта, посещавшие его во время путешествия по достопримечательностям японской провинции. Наибольшую популярность приобрел дневник под названием Оку но хосомичи («Тропа, ведущая далеко на север»). Он был написан в 1689 г., после пятимесячного путешествия, во время которого Басё отправился на север, к Сендай, затем повернул на запад, через горы вышел к Японскому морю. Оттуда он направился на юг, в Канадзава, а затем, через горы, вернулся в Эдо, посетив по дороге озеро Бива.

В Оку но хосомичи можно найти, пожалуй, самые запоминающиеся хайкай Басё{61}. Когда он посетил руины замка, расположенные на севере страны, он написал:

Летней травы ковер — вот все,

Что осталось от замыслов честолюбивых

Воинов прежних времен[20].

Несколькими днями позже темнота застала Басё на горной тропинке, и он нашел пристанище в маленькой хижине. Разразившаяся ночью буря задержала его в этом месте на три дня. Написанное после этого трехстишье достойно книги жалоб:

Блохами весь искусанный, спал я в постели,

А лошадь все время мочилась

Рядом с моей подушкой.

Значительно лучше почувствовал себя Басё, когда через некоторое время остановился в доме богатого купца, который обладал «поистине поэтическим взглядом на мир»:

Здесь я как дома.

Будто он мой, нежусь лениво

В доме свежего ветра.

Отдохнувший поэт вновь впал в печальную задумчивость во время посещения уединенного храма, расположенного в глухой горной местности. «Тишина была абсолютной», — отметил Басё в своем дневнике. И, «почувствовав, что мое сердце начинает открываться», он написал следующие строки:

В полной тишине храма

Лишь голос цикады

Скалы тревожит.

Чувства, высказываемые в хайкай, трогали за живое всех японцев. К 1694 г., ко времени смерти Басё, люди по всей стране сочиняли короткие стихотворения, состоявшие из семнадцати слогов, в которых можно было найти сочетание игры слов, тонкого понимания классической литературы с вполне земным юмором и меланхолическим любованием красотой природы. Этот жанр стал настолько популярным, что в конце XVII в. в одном только Киото насчитывалось более 700 учителей хайкай. Один литератор из Осаки в этой связи отмечал: «Ранее сочинение стихов харкай было развлечением для тех, кто отказывался от суеты этого мира, для служителей синтоистских святилищ или для самураев. Теперь, однако, хайкай приобрели такую популярность в нашем обществе, что каждый, даже самый последний подмастерье или посудомойка, пытается приложить руку к их созданию»{62}. По свидетельству того же автора, представители всех сословий объединялись в клубы любителей хайкай. Изданная в 1679 г. книга Кавачи но кунимеисо кагами («Зеркало знаменитых мест провинции Кавачи») содержала произведения более 180 мужчин и женщин, представлявших восемь десятков городов и деревень, разбросанных по окрестностям Осаки.

Когда во второй половине XVI столетия европейцы впервые высадились на побережье Японии, они увидели воюющую страну. Но даже среди кровавых битв и политической раздробленности они обнаружили зачатки обновления и роста. Где бы западные купцы и миссионеры ни оказались, они встречали «культурных» людей. Они расточали похвалы «красивым сельским пейзажам», восхищались обилием «риса, овощей и фруктов». В начале XVII в. сёгуны Токугава, пытаясь сохранить внутреннюю стабильность, изгнали из страны всех европейцев, за исключением голландцев. В результате большинство жителей западных стран имели лишь поверхностное представление о тех изменениях, которые происходили в Японии на протяжении последующих двух веков.

В XVII в., по мере того как Тайхей, Великий мир, укреплялся в Японии, мужчины и женщины всех социальных слоев прикладывали все свои усилия для достижения порядка и благополучия в стране. На протяжении большей части раннего периода Нового времени в Японии существовала эффективная система управления, сельское хозяйство процветало, города росли, а бурно развивающаяся торговля приводила к повышению уровня жизни во всех уголках страны. В то же самое время неоконфуцианские ученые, мыслители из самурайской среды, торговцы-философы и крестьянские мудрецы разрабатывали этические кодексы и правила поведения в обществе, которые в значительной степени изменили самосознание японцев, их занятия, их семьи и их сообщества. Новые идеи наполнили новым содержанием политические взаимоотношения, потребовав от правителей добродетельности и предложив простым людям справедливость в обмен на подчинение. С другой стороны, новые культурные явления, от народного театра до поэзии хайкай и