Кэт встала на ковер и высвободилась из его объятий. Джокер не попытался ее удержать, и это, кажется, стало самым горьким из всех разочарований.

Пытаясь унять дрожь в коленях, она прислонилась к увитому розами столбику балдахина.

– Мы не можем, – проговорила она и тут же поправилась, – Я не могу.

Ямочки у него на щеках исчезли.

Кэт попыталась объяснить:

– Сегодняшний вечер… был…

Великолепным. Изумительным. Потрясающим.

Но также опасным.

– Сегодняшний вечер не может повториться.

На его губах вновь появилась полуулыбка, на сей раз более ироничная.

– Я знаю. Такова природа Времени.

Кэт покачала головой.

– Простите меня. Вам лучше уйти. – Она была как на иголках, понимая, что стены недостаточно толстые и их голоса в любой момент могут услышать. Вот-вот явится Мэри-Энн разжигать огонь в камине и наливать воду в умывальник. Джокер должен уйти. Никогда больше он не придет под ее окно, а она ни одной живой душе не расскажет о том, что случилось этой ночью.

А ведь она побывала на настоящем чаепитии. Подружилась с теми, кто не входил в круг знати. Побывала на волосок от смерти и смотрела, как исчезает во тьме несчастный Лев.

Но рассказывать об этом нельзя. Теперь и у нее есть тайна, и она будет ее хранить.

– Может быть, мы увидимся на Черепашьем празднике? – спросил Джокер. – Или на очередном приеме в саду у Короля?

Это прозвучало беззаботно, но видно было, что легкость дается ему нелегко. Джокер пытался оставаться оптимистом.

Чувствуя себя все более скованно, Кэт пожала плечами.

– Я буду на празднике, разумеется. В конце концов, его устраивает наша семья.

Джокер удивленно обвел глазами комнату, искусную лепнину в виде корон, серебряные канделябры, пышные гобеленовые занавеси.

– Да, верно, – пробормотал он. – вы ведь дочь Маркиза.

Как будто он забыл.

– По традиции я открываю бал и танцую первый танец – кадриль омаров. Полагаю… полагаю, что буду танцевать с Королем. – Кэт поморщилась, словно ее тошнит.

У Джокера прояснилось лицо.

– Ну а я, полагаю, буду развлекать его.

И он тоже поморщился, повторив ее гримасу.

Кэтрин самым неподобающим образом хрюкнула и от смущения закрыла лицо ладонями.

– Что если… – начал Джокер.

Кэт убрала руки от лица. Он шагнул к ней ближе.

– Вы станцуете кадриль омаров, я отпущу несколько шуток, и мы оба сделаем вид, будто спрятались в тайной морской пещере, где не нужно думать об ухаживаниях, королевских миссиях и вообще о чем-то еще, кроме нас самих.

– Мне это нравится, – пролепетала Кэт, отчаянно пытаясь вспомнить, почему все это – скверная затея. Все, что связано с ним – скверная затея, и все же…

– Так я могу надеяться, что увижу вас на празднике?

Кэт хотела решительно помотать головой, быть твердой в решении, что это (чем бы это ни было) не должно продолжаться после той ночи, этого утра, этого самого мига.

– Джокер…

Он поднял брови, приятно удивленный таким неофициальным обращением. Не «сэр», не «господин»…

– Вам пора уходить, – закончила она, запнувшись.

И словно в подтверждение ее слов за дверью послышались шаги.

Кэт вздрогнула: ручка двери начала поворачиваться.

За спиной у нее раздался тихий стук и шелест листьев.

Когда она обернулась к окну, Джокер уже исчез.

Дверь отворилась, и на пороге возник силуэт Мэри-Энн в форменном платье, с ведром щепок на растопку и длинными каминными спичками.

Мэри-Энн неслышными шагами направилась к камину и вдруг увидела Кэтрин, стоящую у открытого окна.

Мэри-Энн взвизгнула.

Ведерко с грохотом упало на пол, спички рассыпались по ковру.

– Ну что ты! Это же я! – бросилась к ней Кэтрин, протягивая руки.

Мэри-Энн, зажимая ладонью рукой, пятилась к дверям.

– Кэт! Силы небесные! Что вы тут… вот ужас-то! У меня прямо душа ушла в пятки! Я вас не признала и решила, что в окно лезет Бармаглот!

Кэт содрогнулась, вспомнив, как чудовище нависало над ней, и попыталась стряхнуть с себя это видение.

– Я что же, по-твоему, похожа на монстра? – Кэт скользнула мимо подруги, выглянула в коридор и, убедившись, что в комнате родителей по-прежнему тихо, плотно закрыла дверь.

– Что вы делали у окна? – дрожащим голосом спросила Мэри-Энн. – В комнате так холодно. Вы простудитесь до смерти! И… что это на вас? Вы уже оделись?

– Тише, Мэри-Энн. Ты всех перебудишь! А может, уже перебудила…

Присев, Мэри-Энн стала собирать щепки в ведро, а Кэт зажгла масляную лампу на ночном столике.

Закончив работу, Мэри-Энн не поднялась, а так и сидела, прижимая руку к груди. Кэт было неловко из-за того, что напугала ее, но и радостно, что на ее месте не оказалась Абигайль.

– Что вы делали в такой час, не в постели? – заговорила Мэри-Энн, которой удалось наконец успокоиться.

– Я… мне показалось, что я что-то услышала. Снаружи.

Глаза у Мэри-Энн снова полезли на лоб. Она подскочила к окну.

– И вы повели себя, как неразумное дитя! Ведь это и в самом деле мог оказаться Бармаглот, понимаете? – Служанка высунулась из окна и осмотрела кроны деревьев. – Или, скажем, бродячий енот… Эти маленькие проныры повсюду суют свой нос.

– Возможно, – Кэтрин думала о том, успел ли Джокер скрыться или все еще сидит на ветке.

Мэри-Энн захлопнула створки окна, повернулась и осмотрела платье Кэтрин. Это было все то же платье, в котором Кэт накануне была на приеме у Короля. Только теперь оно было все в чайных пятнах, мокрое от росы, а колени она испачкала грязью, когда ломилась сквозь кусты на помощь юному Черепаху. Опустив глаза, Кэт заметила блестящий лист лимонного дерева, зацепившийся за кружевную манжетку. Она сняла листок. Закусила губу. Снова взглянула в глаза Мэри-Энн.

– Значит, что-то услышали? – недоверчиво протянула Мэри-Энн. – Может быть, вы снова увидели сон?

– Может быть…

Мэри-Энн скрестила на груди руки.

Кэт обняла себя руками, чтобы не дрожать.

– Здесь и в самом деле очень холодно…

Прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем Мэри-Энн встала и мучительно медленно подошла к камину. При этом она не спускала с Кэт подозрительного взгляда.

Кэт откашлялась.