Нет, она в это не верит. Кажется, она ему на самом деле нравится. Он по-настоящему, искренне восхищается ею. Он даже намекнул, что она может стать причиной его возвращения в Червонное королевство… Но ведь ему известно, что за ней ухаживает его величество… Известно, что кое-кто считает ее будущей Червонной Королевой.

И все же он осмеливается просить ее о следующей встрече.

Выходит, она нужна ему? Или что-то нужно от нее?

Кэт помотала головой, прогоняя коварные мысли. Джокер только что поделился с ней тайной. С какой стати она должна в нем усомниться?

– Я только хочу сказать, – начала оправдываться Мэри-Энн, – что совсем его не знаю. И хоть вы так охотно отправились веселиться с ним на всю ночь, я вовсе не уверена, что и вы достаточно хорошо его знаете.

Кэт что-то промычала, вспоминая сон. Его улыбку с ямочками, уплывающую все дальше и дальше. Замирание в груди. То, как она протягивала к нему руки, пытаясь удержать и вернуть то, что он похитил – но он не давался и ускользал.

– Ты права, – сказала она. – Полагаю, я не очень хорошо его знаю.

Шут. Защитник. Тайна.

Может, она не знает его, но сейчас больше, чем когда-либо, она уверена – Джокер ей нужен.

Дни, которые потянулись следом, были, кажется, самыми мучительными в жизни Кэт.

С утра она бросалась к окну, надеясь найти белую розу, и вглядывалась в кроны деревьев – не сидят ли там черные вороны, но не находила никаких следов Джокера и его спутника. Шут не делал попыток снова похитить Кэт или предложить еще одно полуночное свидание. Не стучал он и в дверь имения, чтобы поговорить с ее отцом и попросить разрешения ухаживать за ней.

В каком-то смысле это, надо признать, было хорошо и правильно. И все же Кэт ничего не могла с собой поделать, она постоянно мечтала, что Джокер поступит именно так, а ее отец каким-то непостижимым, чудесным образом вдруг возьмет да и даст на это согласие.

Но ухаживания Короля в семье восприняли всерьез, так что матушка теперь пилила ее даже больше прежнего. Почему его величество до сих пор не пригласил Кэтрин на очередной прием? Почему Кэтрин не старается почаще попадаться ему на глаза? Когда он намерен сделать предложение? Какие цветы они выберут для букета невесты? И снова, и снова одно и то же.

– Новая посылка для леди Кэтрин! – сообщил Пингвин. Дворецкого почти не было видно за огромным букетом, только внизу из-под цветов торчали перепончатые лапы и черные фалды фрака.

Кэт, вздохнув, отложила книгу, которую читала. Неделю назад она встречала цветы с надеждой – вдруг они от Джокера? Вспоминает ли он ее так же часто, как она его? Ну, или хоть изредка?

Но подарки были не от Джокера, и по одному взгляду на букеты из красных роз, алых гвоздик, пунцовых георгинов можно было догадаться, что это очередное подношение от ее усердного воздыхателя.

Впрочем, пока ухаживание было необременительным, отчасти потому, что Кэт старательно избегала встреч. Она отклонила уже несколько предложений прогуляться по королевскому парку (в сопровождении матушки), а также приглашений в оперу и на чаепития. Король уже успел понять, что его избранница подвержена долгим приступам мигрени, и Кэт надеялась, что он сочтет ее чересчур болезненной и вскоре откажется от своих намерений.

Ее ухажер (так Маркиза теперь звала Короля) возмещал недостаток встреч постоянным потоком подарков. От каждого подношения сердце Кэтрин сжималось – она понимала, что щедрость Короля не должна изливаться на столь неблагодарную особу, как она. Зато ее мать встречала каждую посылку, замирая от восторга.

Король присылал торты, пироги и пирожные от придворных кондитеров, и Кэт изо всех сил сдерживалась, чтобы не слишком их критиковать… в тех редких случаях, когда матушка вообще позволяла ей попробовать кусочек. Он присылал бриллиантовые серьги, рубиновые броши и золотые подвески, все с королевским знаком – сердцем (будто намерения Короля и так не были ясны). Он присылал шелковые перчатки, музыкальные шкатулки и даже прядь колючих светлых волос, перевязанную красной бархатной ленточкой. К этому подарку (особенно отвратительному) даже прилагались стихи:

Кэт, сама того не желая, запомнила короткий стишок, и он неотвязно звучал у нее в голове, так что ее уже мутило.

Хуже всего были подарки, в подготовке которых, казалось Кэт, участвовал Джокер. Стихотворения, согревавшие ей душу. Письма, которые глубоко ее трогали. Слова, которые – она так ясно представляла это – произносил голос Джокера. Возможно, они даже были написаны его рукой!.. Правда, в конце всегда стояла подпись Короля.

Кэт понимала, что Король то и дело советуется с Джокером по поводу своего ухаживания, и каждая такая карточка впивалась ей в сердце, как иголка. Она читала их и перечитывала, представляя, как Джокер слагал эти строки, думая о ней – и воображала, что каждое слово сказано от его имени.

Как это было больно, как горько – и сладко в то же время. Джокер пытался добиться ее расположения, но только от имени Короля.

– В доме пахнет, как в цветочной лавке, – пробормотала Кэт, вынимая письмо из только что доставленного букета.

– Прикажете поставить его с остальными, леди Кэтрин?

– Да, пожалуйста. Благодарю вас, Пингвин.

Дворецкий потащил букет вниз, в гостиную Маркизы, где им могла любоваться та единственная, кто дорожил этими цветами.

Кэт сломала восковую печать и развернула письмо. Как всегда, она надеялась, что в этом письме Король принесет ей свои извинения и признается, наконец, что ухаживание не оправдало его ожиданий, и он вынужден с ним покончить.

Нельзя было позволять себе так расслабляться.

Что ж, по крайней мере, это не было одно из тех писем, от которых она дрожала, слыша голос Джокера в каждой строке. Это письмо было целиком сочинено его величеством.

Моей драгоценной, дражайшей Дорогуше —

Ваши глазки – как спелые зеленые яблоки, посыпанные корицей. Ваша кожа блестит, как сливочная глазурь. Ваши губы – спелая малина. Ваши волосы – темный шоколад, растаявший в жаркий день на разводном мосту королевского замка. Вы пахнете лучше, чем утренняя свежеиспеченная булочка. Вы прекраснее именинного пирога. Вы слаще ванильного меда ванили и меда, смешанных вместе. С сахарной пудрой сверху.

Пламенно вас обожающий, с самыми горячими восторгами —

Подпись Короля и приписки были сделаны другим почерком. Так почти всегда было в присланных им письмах. Кэт представила Джокера с пером в руке и Короля, диктующего ему письмо. Шут склонился над столом, его коробит от изысканной прозы, но он вежливо помалкивает.