– Благодарю, Мэри-Энн.

Держась за розовые стебли, она слушала, как Мэри-Энн выскребает золу из очага и укладывает щепки. Вскоре щепки занялись, и огонь разгорелся.

Вдруг Кэт заметила, что роза на длинном стебле, которую Джокер оставил на подоконнике, упала и лежит на полу. Лепестки уже поникли. Ей стало интересно, заметила ли Мэри-Энн цветок и не подумала ли при этом, что он тоже появился из сновидений Кэт.

Кусая губы, она посмотрела на любимую подругу. Лицо Мэри-Энн было освещено золотисто-рыжим светом огня. Она хмурилась, и Кэт стало стыдно.

Подойдя к камину, она присела рядом с Мэри-Энн.

– Я соврала, – сказала она.

Мэри-Энн промолчала и, поджав губы, принялась шуровать кочергой в очаге.

– Я ничего не услышала за окном. И не собиралась глядеть на что-то неизвестное. – Кэт медленно вдохнула запах углей и дыма, позволяя памяти вернуться к началу вечера.

Где-то под ложечкой у нее зародилось странное чувство – легкое, ликующее, оно ползло к сердцу и, добравшись до верха, расцвело улыбкой. Кэт обхватила себя руками, пытаясь справиться с неудержимым смехом, который так и рвался наружу.

Мэри-Энн внимательно смотрела на нее, уже не обиженно, а недоуменно.

– Кэт?

– Ах, Мэри-Энн, – зашептала она, боясь, что проснется от звука собственного голоса и окажется, что все это был просто сон. – Это была такая ночь… Я даже не знаю, с чего начать.

– Я бы посоветовала начать с начала.

Кэтрин мысленно вернулась назад, за занавески и стены, за Перекрестья, к шляпной лавчонке, полной веселья, дурачеств и песен… и к поросшей лесом долине, где кошмар стал явью.

Она тряхнула головой. Не следует пугать Мэри-Энн, открывать ей всю правду. Она расскажет только о радостном и приятном, чтобы не волновать ее.

– Я побывала на чаепитии. – Кэт казалось, что она пытается удержать в ладонях мыльный пузырь: если заговоришь слишком быстро или слишком много скажешь, он лопнет.

– На чаепитии? С… Королем? – переспросила Мэри-Энн.

У Кэтрин вырвался стон.

– Нет же, конечно, нет! Я вообще не хочу говорить о Короле.

– Тогда с кем же?

– С придворным шутом. – Кэт пригнулась, словно прикрывая свое сердце. – Я ходила на чаепитие с придворным шутом.

В наступившем молчании стало слышно, как потрескивают дрова в камине… горка щепок прогорела и рассыпалась, вихрем взвились огненные искры. Кэтрин продолжала сидеть, обхватив себя за плечи, и ждала, как Мэри-Энн отнесется к ее словам. Что это будет – разочарование или суровый выговор?

– С шутом?

– Его зовут Джокер.

– Вы хотите сказать… Я не… Вы пошли туда в одиночку?

Кэт тихо рассмеялась, выпрямилась и долго с сияющей улыбкой глядела на Мэри-Энн, а потом легла на спину. Раскинув руки, она сбросила туфли, чтобы замерзшие пальцы на ногах быстрее согрелись у огня. Глядя на бегающие по потолку тени, она задумалась, когда в последний раз вот так лежала на ковре. Такое поведение неприлично. Юным леди так поступать не подобает.

Но почему-то именно так ей было удобнее всего приступить к рассказу.

Она рассказала Мэри-Энн все – вернее, все, что могла. Про обморок в саду. Игру в крокет. Про розу и Ворона, говорящего стихами, и про восхитительные шляпы. Про Шляпника и его гостей. Про Джокера и сны, и его лимонно-желтые глаза.

Она не стала упоминать о Бармаглоте и храбром Льве.

Не рассказала она ей и о том, что Джокер был на службе у Белой Королевы, что он явился сюда с секретной миссией, которая поможет прекратить войну, и о том, что она надеялась стать причиной, по которой он вернется в Червонное Королевство, когда закончит дела.

Когда она закончила, ей казалось, что ее сердце стало больше тела. Сейчас оно было размером с дом. С целое королевство.

Однако Мэри-Энн не улыбнулась в ответ. Слушая, она хмурилась и выкладывала на ковре фигурки из спичек.

Когда Кэт это заметила, переполняющее ее счастье начало давать трещины. Ей был знаком этот суровый взгляд. Именно таким взглядом она сама смерила Джокера – здесь, в этой самой спальне, когда он спросил, сможет ли увидеть ее на Черепашьем празднике.

Какой бы волшебной ни была эта ночь, она никогда не повторится.

Кэтрин приподнялась, опираясь на локоть.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и понимаю, что ты права. Король объяснился, и я дала согласие на ухаживания. Если кто-нибудь узнает о ночном происшествии, мне конец, но я… Это больше не повторится. Я ведь не дурочка. Вернее… больше не буду дурочкой. Прямо с сегодняшнего дня. С этой минуты.

– Я думала совсем не об этом, – покачала головой Мэри-Энн. – Хотя вы правы. Скандал вышел бы ужасный… Позор не только для вас, но и для Маркиза и всей семьи.

Кэт отвернулась.

– Но я-то думала о том, что вы о нем говорите, как… как о куске роскошного шоколадного торта.

Кэт, не сдержавшись, прыснула.

– Он совсем не похож на кусок торта!

– Ясное дело, но я же вижу, что вы уже предвкушаете, ждете дня, когда увидите его опять. И вы краснеете и улыбаетесь именно так – словно млеете от предстоящего удовольствия. А ваша матушка запрещает вам торт… И запретила бы и другое.

Настроение Кэт резко упало.

– Как жаль, что вы не испытываете таких же чувств к Королю, – продолжила Мэр-Энн.

– Я не могу!

– Знаю.

Кэт вздохнула.

– Это не имеет значения. Я ничего не могу поделать, пока что-то не решится с этим… ухаживанием. – Она опустила голову. – Ничего не изменилось. Это была всего одна ночь, единственная замечательная ночь. Мне просто захотелось разок побыть… кем-то другим, не собой. Почувствовать, каково это.

Она коснулась руки Мэри-Энн и потянула к себе, чтобы та тоже легла на ковер. Несмотря на многолетнее знакомство, она в который раз удивилась мозолям на ладонях подруги.

– Самое главное, что все присутствовавшие там готовы с радостью поддержать нашу кондитерскую. Им понравилось мое печенье, всем-всем. Так что теперь мне нужно сосредоточиться именно на этом. И хватит уже размышлять о королях, шутах и чаепитиях!

На этот раз молчание длилось невыносимо долго. Наконец, Мэри-Энн повернулась к Кэт и нежно пожала ей руку.

– Может быть, это и правда, и вы не можете быть сразу кондитером и леди, или кондитером и королевой… Но нет такого закона, чтобы не быть сразу кондитером и женой. Если Шут вам и впрямь пришелся по душе, может, все еще небезнадежно. – Она снова нахмурилась. – Вот только… тогда вы уж не будете наследницей Черепашьей Бухты.

– Как не стыдно, Мэри-Энн! Неужели ты подумала, что его интересует только мой титул и приданое, при том, что я такая неотразимая красавица? – Кэтрин преподнесла это, как шутку, но в глубине души у нее и впрямь заворочалась мысль о том, что она чересчур наивна. Как же ей до сих пор не пришло в голову, что его могло привлечь богатство ее семьи?