и жидкого золота залива. Царство воды, пышной зелени и мраморных строений — скорее, Атлантида, чем мегаполис космической эры.

Но ей ещё предстояло увидеть свой дом. Нита Эшен намеренно подлетел к острову так, чтобы она не увидела его раньше времени; чтобы не испортилось впечатление.

Дом был выстроен в старинном синардийском стиле: в форме корабля, «кормой» нависавшего над прибоем. Вход, окружённый тонкими высокими пилонами, был в «носу» — высокие двойные двери из тёмно-красного стекла и чёрного дерева. Два крыла, выходивших из кормы и плавно окруживших бассейны с фонтанчиками и рыбками, были террасами, с множеством тонких колонн, скамейками, вазами, из которых свисали пышные цветы, решётками, по которым вилась пёстрая зелень. Всё было ухоженным, идеальным; площадки сверкали чистотой, дорожки — посыпаны крупным серым песком и тщательно выровнены; зелень ежедневно подстригали и прореживали садовники — андроиды, часть которых трудилась в саду и в этот момент. Но жизни в вилле не было, как в музее: и сад, и дом были полны тоски и воспоминаний.

— Прошу. — Нита Эшен пропустил Анну к двери, и она, не найдя ручки, просто толкнула створки, которые легко сложились в стороны. Из дома напахнуло ароматной прохладой, такой приятной после непривычно-жаркого воздуха. Внутри было такое же чёрное дерево, красное и прозрачное стекло, пёстрый мрамор. Длинный, высокий, на все три этажа, холл пронизал всё здание и оканчивался стеклянной стеной: красной, с большой прозрачной розеткой посредине. Всё сверкало нетронутой чистотой; блики от стеклянного потолка перемежались пятнами солнечного света и ажурными тенями.

— Как же это… — Анна не нашла слов, все казались либо тусклыми, либо высокопарными. Вошла внутрь, первой, огляделась. Несколько лестниц уводили из холла на галереи с множеством дверей. Анна медленно прошла через весь холл, выглянула в окно — розетку. Прямо напротив, вдалеке, но отлично видный, сверкал меж зелени серебром и пеной водопад.

— Когда вы официально заявите себя, как Дом, — сказал Нита Эшен, останавливаясь рядом, — вам придётся устроить приём, на который Кровь других Высоких Домов придёт в костюмах эпохи основания Дома. Вы увидите, как мероканцы менялись на протяжении тысяч лет. У нас есть древнейшие Дома: Мессейс, Гемы, Заэм. Есть совсем новые, кортианские Дома. Вы будете поражены этим зрелищем. Община давно не знала таких торжеств!

— Мне тревожно. — Призналась Анна. — Я пока не чувствую себя дома…

— Дом — он в сердце. — Возразил Нита Эшен. — Зерно любви, которое согреет любые стены, не только такие же роскошные, как эти. Вы сейчас напряжены, вы в состоянии стресса и защиты. Расслабьтесь. Все страхи — воображаемы, все враги — призрачны. Где бы вы ни были, вас хранит и защищает ваш Дом.

— Мы с Кейвом встретились так недавно. И жили до этого так по-разному.

— Вы не можете надеяться на него?

— Могу… — Возразила Анна, впервые подумав об этом, и вдруг поняв, что действительно может.

— Могу! — Повторила уже для себя.

— Вот видите. — Улыбнулся Нита Эшен. Улыбка у него была академическая, словно он отмерял её по миллиметру, соразмеряясь с пропорциями всего лица. Анна невольно улыбнулась ему в ответ. Обернулась. У дверей, в дальнем конце холла, виднелась тонкая фигурка судьи. Помахала им рукой.

— У вас два часа. — Сказал Нита Эшен. — Потом кто-нибудь из Вера прилетит за вами.

— А где девочка?

— Она тоже у Вера. Мы опасаемся оставлять её одну, она так беспечна! Истинный волчонок.

— Спасибо вам. — Анна проводила их до двери, но наружу не вышла. Она так привыкла к стерильному воздуху и климату космического корабля, что даже несколько минут на солнце подействовали на неё не лучшим образом.

Ликаон тем временем, исчезнув где-то в недрах дома, начал обживать его. Тихие гудение, щелчки и шевеление говорили о том, что дом включается и оживает. Забили фонтанчики в бассейнах, воздух в доме приобрёл тонкий, почти неуловимый аромат. Задвинулись затеняющие щиты на крыше, холл погрузился в полумрак. Анна всё медлила в дверях. Она думала о ребёнке — о своём ребёнке, который мог бы вырасти в этом доме, играть в этом саду, не зная ни болезни, ни бедности. О себе: о печальной больной девочке, которая не помнила своего детства. Ей было больно, но боль больше не имела власти над ней. Она вылечилась, и чувствовала себя готовой ко всему.

Вернувшись в дом, она целый час только ходила и заглядывала в двери на всех этажах. Первый этаж был предназначен, видимо, для отдыха, вечеринок и семейных трапез: гостиные чередовались с барами, уютными, окружёнными зеленью, ширмами, аквариумами и экранами; второй этаж — для работы, учёбы и других занятий. Там было буквально всё, в основном такое, для чего Анна и названия — то не знала. Третий этаж был жилым. Спальни, ванные комнаты, маленькие гостиные, самые разные, на любой вкус. Анна нашла комнату, из которой виден был залив; просто воплощение её давней мечты: гардианские окна от пола до потолка, балкон, высокие потолки, светлый блестящий пол. Комната не была обставлена; Анна позвала Ликаона, который мигом притащил ей компьютер, с которого она вошла в дизайнерский архив. Просмотрела несколько каталогов, быстренько смастерила макет в цвете и объёме, сделала заказ. В виртуальности она много раз под руководством Рокела это делала; теперь было так легко! На всякий случай заглянула в архив Руэлов, справилась, какими средствами они с Кейвом располагают. Оказалось, что если она нарядит всю Луану в карнавальные костюмы и покрасит все её лестницы в зелёный цвет, а потом вымоет их — это на средствах Руэлов не отразится практически никак; их всё равно останется нечеловеческое количество: вся нерастраченная прибыль от колоссального хозяйства за двадцать пять лет. Это обнадёживало. Анна вернула незнакомой пока Рос средства, что потратила на терминалах по пути на Корту, и вдруг вспомнила про стержень, что сунул ей в руку Рон Леа. Колеблясь, вынула его и посмотрела на свет, как будто это могло ей как-то помочь. Такие стержни были стандартными носителями информации; чистые были зелёными, использованные слегка желтели. Этот был жёлтым. Анна колебалась, испытывая иррациональный страх. Как перед полётом на Пскем — словно после того, как она посмотрит эту запись, её жизнь вновь радикально изменится… Даже хотела отложить просмотр на потом, но, упрекнув себя за нелепую трусость, вставила стержень в нужное гнездо.

Это был снятый Шитахой фильм. Оцепенев, Анна смотрела на Ива, живого, настоящего, но потерянного и оглушённого, и сердце её бешено билось, отдаваясь гулким шумом в висках, лицо горело. Шоком было то, что он теперь — не робот, ещё большим шоком было то,