Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя, по опыту всей ее жизни, как раз у богатых каждая копеечка наперечет. А те, кто швыряется деньгами, как Егор в юности, быстро перестают быть миллионерами.
Когда приехали, Буран выскочил навстречу, громко лая. Даша шикнула на него, и пес замолчал. Не такой уж он, значит, и дурак, раз обучается! Может быть, тоже рассчитывает остаться у Ники?
«А что, было бы неплохо!»
– Ника, я свожу Бурана в парк?
Не парк, а одно название. Загончик с деревьями. Но наружу, в лес, ей выходить пока нельзя, Ника строго-настрого запретила. Даша и сама не дура. Один раз чудом увернулась от Сотникова, но во второй вряд ли так повезет.
Она прицепила поводок и повела Бурана мимо светло-желтых домов с черепичной крышей. Все дома похожи друг на друга, но каждый неуловимо отличается. Девичий виноград оплетал арку на входе в небольшой сквер. Эх, не разгуляться здесь Бурану… Ну и ладно. Сыщики поймают Сотникова, и тогда они станут убегать в лес – вон он, за Никиным домом, стоит, дышит прямо в забор.
Даша покидала Бурану палку.
Покачалась на качелях.
Вытащила из его шерсти три репья.
Потренировала пса сидеть-лежать-стоять по команде. Буран послушно все исполнял.
«Ишь ты, и впрямь мозги подвезли. Это, наверное, от хорошей жизни. От плохой люди звереют, а от хорошей – умнеют. И животные так же».
В кармане задребезжал телефон. Высветился номер Ники.
– Алло?
– Даша, срочно выходи наружу, – сказала Ника.
– В смысле? Куда – наружу?
– За проходную. Сейчас же. У меня для тебя сюрприз!
– Погоди, а разве нам можно…
– Выходи и все увидишь! – гнула свое Ника.
– А Бурана куда!
– Оставь его там, он никуда не денется! Мы за ним вернемся! Давай быстрее, тебе понравится, клянусь!
«Пашку привезли», – ахнула про себя Даша.
– Буран, ко мне!
Пса, конечно, оставлять нельзя, он испугается. Хоть и большой лоб, а доверчивый, и рассчитывает на своего человека. Кто его защитит, если что?
Она со всех ног побежала в сторону двух островерхих зеленых башенок над въездом. Где-то там ждут ее Ника с Пашкой.
Буран несся рядом и время от времени одобрительно гавкал.
– Тихо-тихо-тихо!
Они шмыгнули мимо скучающей загорелой хари в будке. Даша все эти сторожевые рыла терпеть не могла. Что ее охраняют, что от нее, – разницы никакой.
Метрах в ста впереди, за поворотом, помигала фарами машина. Рядом стоял их охранник, мелкий и противный, как глист, и махал рукой: давай, скорее сюда!
Гравий вылетает из-под кроссовок. Не поскользнуться бы, не растянуть лодыжку! Глупо будет охрометь, когда им с Пашкой предстоит освоить столько всего. Елки-палки, какая же Ника молодец! А Сотников – гад, тысячу раз гад, даже обидно, что Дашка купилась на слезливые истории о бессовестно обманувшей его жене…
Только возле машины Дашу вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. Что-то неправильно… Она перешла на шаг, приглядываясь к тем, кто сидел внутри. Зачем так много людей?
Внезапно Даша осознала, что видит перед собой вовсе не их охранника.
Буран зарычал, дернулся в сторону. Позади Даши выросла фигура, и не успела она вскрикнуть, как ее подняли в воздух и потащили к машине. Сжали с такой силой, что в глазах потемнело от боли. Даша пыталась закричать, укусить ладонь того, кто нес ее грубо, будто куклу, но рядом возник с кривой улыбочкой не глист, а Максим Калита, и уколол ее в шею чуть пониже уха. Хруст, с которым игла входила в плоть, ужаснул ее больше, чем боль. На Дашу накатила дурнота, мир сделал кувырок – и все исчезло.
Глава 7
Даша очнулась оттого, что невдалеке мама читала книжку. Такое случалось изредка, когда она была совсем маленькой. Пашка ничего подобного не помнит. С ними тогда жил то ли Вася, то ли Коля… Хороший мужик. Даша запомнила мятые семейные трусы, из которых росли две кривые, как карельские березы, белые ноги в синяках. Раз больше ничего не припоминается, значит, хороший. Про других помнится, как орали пьяные и табуретками размахивали.
Мать хотела понравиться мятым трусам. Садилась вечерами под торшер, собирала младших вокруг себя – и читала вслух.
Книжка была одна и та же: «Серая шейка». Даша замирала, представляя, как замерзает полынья. Лисица ходит по краю, лапкой трогает воду, скалит клыки. Скоро все замерзнет. Некуда деться птице с перебитым крылом. Вот тогда и попробуют на зуб утиное мясо.
Читать матери быстро надоело. А может, ее ненаглядный ушкандыбал на своих кривых ногах. Не остался в круге света под торшером, улетел ясный сокол! И мать книжку забросила.
Но убаюкивающий голос Даша запомнила навсегда. За это воспоминание она держалась цепко, как ребенок за своего единственного засаленного медвежонка. Значит, мама все-таки ее любила. Пусть недолго, но любила. Может быть, даже не в семейных трусах было дело, а просто матери хотелось сделать для Даши что-то приятное.
Неужели они и маму сюда привезли?
Но когда рассеялся грязный туман в голове, Даша поняла, что чтение вслух ей почудилось. Ничего подобного здесь быть не могло.
Голова раскалывалась. И во рту как будто хомячок издох. Пластиковая бутылка с водой стояла у изголовья, и Даша принялась жадно глотать из нее, обливаясь и кашляя.
Попила – стало полегче.
Она находилась в низком дощатом коробе с металлической дверью. Одна стена кирпичная. Под потолком болтается тусклая лампочка. Даша сидела у стены на толстом ватном матрасе, накрытом простыней. Скомканное шерстяное одеяло валялось в стороне.
– Эй! – позвала она.
Голос севший, глухой.
Даша налила немного воды в ладонь, ополоснула лицо. Закрутила крышку и отставила бутыль в сторону. Воду надо беречь.
В стороне ей был любезно оставлен пластиковый стульчак. Поднявшись, Даша побрела вдоль стены, держась рукой. Подняла крышку, и в нос ударила химическая вонь.
По крайней мере, о ней позаботились. Есть туалет и питье.
Вытянув руку, Даша дотронулась кончиками пальцев до потолка. Принюхалась. Пахнет сыростью и характерным ароматом лежалых овощей. Словно здесь недавно хранились ящики с позеленевшей картошкой и морковью, пересыпанной песком.
Первая догадка была верна. Ее держат в подвале.
Кричать Даша даже не пыталась. Сотников не идиот. Если ей не заткнули рот, значит, здесь можно хоть обораться – никто не услышит.
«Руки не связали, – размышляла она. – Воды дали.