пластинок и чтобы он был рядом. У нас будет пять детей. Видите, свечка, — сказала она совсем тихо, будто доверяя тайное, — у него такая же. Когда мы думаем друг о друге, то зажигаем свечу. А потом сверяем, у кого больше сгорело. Он каждую неделю ко мне приезжает.

Поздним вечером со своим огромным портфелем я села в поезд. И только мы выехали из города, как перед самыми окнами, будто во сне, проплыли подсиненные стены с круглыми башнями. Они светились в темноте.

— Спасо-Прилуцкий монастырь, — сказал какой-то пассажир.

Я думала про не узнанный мною старинный город, где жила чудесная девочка, чистая и светлая, как утренняя птичка.

Да, конечно, она очень изменилась. Она превратилась в женщину. Ни во внешности ее, ни в одежде ничего не выдавало девичьей простоты, наивности. Лицо ее, когда-то мягкое, круглое, меняющееся от непрестанных улыбок и летающих бровей, осунулось, приобрело четкие черты, даже будто огранилось. Взгляд уверенный, губы и брови лежат красивым рисунком, строго очерченным и застывшим. Как она оказалась в Ленинграде, где ее жених, я не узнаю, потому что задать вопрос женщине с таким лицом просто невозможно.

Дождь почти прошел, и кафе стало пустеть. Я собралась уходить, взяла сумку, а женщина говорит:

— Я была глупая, восторженная девчонка. Наверно, я тогда утомила вас своей болтовней? Фантазировала, воображала невесть что. Но мне было ужасно интересно поговорить с вами. Вы были взрослой, уверенной в себе женщиной. Да вы были для меня необыкновенной уже потому, что жили в прекрасном городе.

— Теперь и вы живете в этом городе. Ведь вы учительница литературы?

— Я работаю в интернате воспитателем. Там мне комнату дали. — Ее застывшее лицо стало растерянным. — Не получилось у меня ничего. Нет у меня ни мужа, ни дома с мансардой, ни детей.

Она доверчиво посмотрела на меня, и брови красивого четкого рисунка вдруг поломались, как те «бровки» над наличниками старого особняка.

— Я не тороплюсь, — сказала я. — Давайте возьмем еще по чашечке кофе.

Потом мы переместились в скверик напротив кафе. Он отряхивался, как собака после купания. На лицо и руки мягко плюхались последние капли с листвы. А она все говорила — наверно, ей некому было рассказать свою историю, принималась плакать, сморкалась в крошечный носовой платочек, прерывисто вздыхая.

— У нас появился новый преподаватель — аспирант, ленинградец. Мне он казался богом. Умен, говорит как по писаному, без всяких бумажек — сплошные сложноподчиненные предложения. Девчонки все в него влюблены. А город у нас небольшой, вечерами деться некуда, вся жизнь в институте и общежитии. Мой Славик уехал в деревню, а я влюбилась. Что Славик — мальчишка, а Олег мужчина. О Славике мне тогда думать не хотелось. Я чувствовала свою вину, а чем сильнее ее чувствовала, тем хуже к нему относилась, как будто был виноват он.

На каникулы поехали в Ленинград, к матери Олега. Она меня видеть не хочет — вывез невесту из деревни.

Я уже тогда знала, что Олег любит выпить, но я искала этому оправдания. Во-первых, жена бросила, он скучал по дочери. Во-вторых, мать поставила вопрос ребром — либо она, либо я. Он выбрал меня.

А потом мы поженились.

На свадьбу его мать не пришла. Своих родителей я тоже не приглашала — они деревенские, а на свадьбе были друзья Олега, он не мог ударить лицом в грязь. Самое ужасное, что он меня и не просил их не звать — я сама поняла, что их не нужно. Расписались тайком. Домой к Олегу путь был заказан. Справляли в чужой однокомнатной квартире, там мы и прожили первые полгода.

Поздней ночью я сидела в белом платье за столом с объедками, ревела белугой и утиралась фатой. Мой муж, мертвецки пьяный, спал тут же, на диване, в костюме и ботинках. Правда, мужем и женой мы стали до свадьбы.

Я так и просидела всю ночь, и всю ночь вспоминала Славика.

Вот и свершилось все, что должно было. Вроде бы мой грех — не грех, а естественное состояние. Я — мужняя жена. Все-таки я дочь своих деревенских родителей, не без предрассудков, что тут и говорить. И вдруг я подумала, что со мной произошло что-то ужасно печальное, а что — и объяснить не могу. Я впервые пожалела, что не будет со мной такого человека, как Славик, с его ребячеством, шутками и умением принимать жизнь честно, просто и весело. Он ведь очень веселый, песни поет, на гитаре играет, что-то все время придумывает. С ним можно прожить сто лет, а он таким и останется. Со мной уж точно таким и остался бы. Мы бы постарели, а все бы за руку ходили. С Олегом я ходила под руку, а когда он злился, то шел впереди, а я плелась сзади. А со Славиком и поссориться нельзя, такой он человек. Он просто не поймет, что с ним хотят поссориться. Теперь-то мне кажется, что он притворялся, будто не понимает, — такая у него манера, такой характер. Просто человек он отличный. Кстати сказать, детей очень любит.

На столе недопитые рюмки, тарелки с недоеденным салатом, откуда торчком окурки, — все тошнотворно пахло. А я и убирать не стала, сидела обессиленная и все думала о Славике: «Милый, милый, милый…» Не будет со мной Славика. Будет другой, взрослый, без школьных выходок и увлечений. И все будет не так. А что под взрослостью Олега кроется, я тоже не знала.

Ну, а утром солнышко взошло, я будничное платье надела, мужа разбудила, завтраком накормила, мы смеялись и обнимались.

Его мать почти год меня не прописывала. Этот год я не работала. Я очень старалась, чтобы у нас все было хороню. Я, наверно, его все еще любила.

Потом стало совсем худо. Его друзья не стали моими друзьями, а своих я не могла завести. Мы все время ссорились. Я пыталась, как Славик, обходить ссоры, но с Олегом это не получалось. Я делала все, как ему может понравиться, говорила только то, что не должно бы вызвать его раздражения, а он делал вид, что не слышит, или спрашивал: «Что ты там хрюкаешь?» Оскорбления выдумывал какие-то уж очень обидные, нет бы просто ругался, а то наизнанку все выворачивал. А на другой день после ссоры кается, плачет, говорит, что я его спасение, что без меня он пропадет, что, кроме меня, он никому не нужен. Я знала, все это так.

Кандидатскую он все-таки защитил и читал лекции в институте. Мы снимали уже третью комнату после однокомнатной квартиры. Выбили мне прописку, и я