– Матери только бабло нужно, – простонала Лена, – в психушке сотрудники злые, они…

– Чем у вас пахнет? – не выдержала я.

– Плохо мне совсем, встать не могу, мусор не выносила, – заскулила хозяйка, – жрать нечего!

Родионов встал и открыл дверцу под мойкой.

– Фу! – поморщилась я. – Похоже, отбросы с Нового года не выкидывали.

– Страшно на улицу высовываться. Ужас я в алкоголе топлю, – нашла новую причину для оправдания своего пьянства Зайцева.

Игорь взял ведро и вышел, отсутствовал он около получаса, за это время Лена успела пожаловаться на всех, кто ее окружает, упрекнуть их в невнимательности, жадности, злости, клевете на нее. Зайцева самозабвенно обвиняла всех окружающих, всех, кроме себя.

Родионов вернулся с пакетом, вытащил из него чай, лимон, сыр, хлеб. Я, преодолевая брезгливость, помыла чашки, и в конце концов наша компания снова села за стол.

– Лена, – попросила я, – расскажите, почему и кого вы боитесь?

Зайцева обхватила ладонями кружку.

– Меня как бы двое. Одна пребывает в ужасе. Вторая понимает: раз я жива осталась, значит, Светка, хоть она и дрянь, меня не выдала. Наташка тоже догадалась промолчать, хоть ее виноватой сделали. Валерка… Ну зачем он так? Светлану отец за границу отправил. Натка в Москву смылась, одна я здесь в дерьме среди подлых людей живу!

– Ничего не понимаю, – остановил девицу Игорь, – постарайтесь по порядку объяснить.

Хозяйка сделала большой глоток чая и завела рассказ.

Лена Зайцева, Наташа Сытина, Света Ковригина, Валерий Зиновьев учились в одном классе. Валера и Лена любили друг друга, но тщательно скрывали свои отношения. Почему? Зиновьев сын начальника полиции, его отец дружил с мэром, с главным режиссером местного театра, с ведущими телевидения Фурска. Семья Зиновьевых относится к элите города. Зинаида Федоровна, мать Ильи Алексеевича, крестная Валерика. У нее двое сыновей, она никогда не скрывала, наоборот, часто говорила, что мечтала о внуке. Появление на свет девочки ее разочаровало. Да еще невестка Настя никогда не ходила в церковь, смеялась над попами, называла их толстыми мошенниками, которые у старушек последние копейки якобы на нужды храма отнимают. А Зинаида верующая.

Откуда Лена знала, что происходило в семье мэра? Ей все рассказывал Валера, у которого была воцерковленная мать. Ирина всегда в воскресенье стояла на литургии вместе с сыном. Около жены Юрия Петровича неизменно занимала место Зинаида. Валера неоднократно слышал, как крестная бормотала:

– Господи! Ну почему ты не послал мне такую невестку, как Ириша? Отчего наказал Анастасией? Дура эта не позволила Свету крестить, заявила: «Вырастет дочка, сама разберется, может, она захочет огнепоклонницей стать, нельзя веру навязывать!»

Валера очень любил Зинаиду Федоровну. Его мать Ирина постоянно болела, вечно ездила по монастырям, просила себе здоровья. Юрий Петрович хотел нанять сыну няньку, но Зинаида рассердилась:

– Отдать малыша чужому человеку? Нет на это моего разрешения. У ребенка крестная есть.

Спорить со старшей Ковригиной дело бесполезное, поэтому Валера на время отсутствия матери перебирался в дом мэра, где ему оборудовали спальню. Валера обожал Зифе, так он звал Зинаиду Федоровну, по первым слогам ее имени и отчества. Маму мальчик тоже любил, жалел, что она больна, но Ирина занималась своим здоровьем, у нее не было ни времени, ни сил на сына. Валера не обижался, но все свои детские радости-горести нес Зифе.

Жить у Ковригиных он перестал в девять лет, потому что Настя как-то вошла в его комнату и сказала:

– Ты уже взрослый, неужели не ясно, что ты перетягиваешь на себя все внимание Зинаиды? Отнимаешь у Светы бабушку! Мать Ильи уделяет постороннему ребенку массу времени, а на родную внучку у нее и минутки нет.

– Ладно, – ответил мальчик, – я уеду.

– Надеюсь, у тебя хватит ума Зифе о нашем разговоре не наябедничать, – завершила Анастасия.

Валера перестал ночевать у Ковригиных. Но он не мог полностью избежать общения с любимой крестной. Рождество, Пасха, дни рождения членов семьи Ковригиных, именины, Новый год, Первое-Девятое мая… Праздников в календаре, как церковных, так и светских, предостаточно, а Зифа всегда приглашала крестника, усаживала его за столом по правую руку от себя. Анастасия приторно-сладко улыбалась подростку, но тот прекрасно знал: она его терпеть не может. Валера никогда не грубил вредной бабе, в воскресной школе при храме ему четко объяснили, как нужно вести себя со взрослыми. И мальчик, которого стали приносить на службу пеленочным младенцем, рос тихим, вежливым.

Потом Ирина внезапно умерла незадолго до смерти сына. Зинаида стала активно жалеть сироту, брать крестника на отдых. Настя «полюбила» Валерия еще сильнее. Каждый раз, когда семья садилась за стол, Зифа читала молитву, Валера старательно ей вторил, потом они, перекрестившись, начинали есть. Однажды Света, которая очень хотела понравиться бабушке, тоже неумело наложила крестное знамение. Анастасию передернуло, но она промолчала, а Зинаида вмиг отреагировала:

– Светлана, ты не имеешь права читать молитвы и осенять себя крестом.

– Почему, бабушка? – тихо спросила девочка.

– Потому что ты нехристь! – отрезала дама.

– Это кто? – не поняла Света.

На лице Зинаиды засияла улыбка.

– Спроси у своей мамы, она все объяснит!

После трапезы Валера пошел гулять, путь лежал мимо окна спальни родителей Светы. Из открытого окна долетел голос Анастасии:

– Уйми свою мать.

– Я не имею на нее влияния, – ответил Илья.

– Она ненавидит Свету!

– Просто бабушке не нравится, что девочка некрещеная.

– Зина знает мое мнение по этому поводу!

– А тебе известно ее отношение.

– Перестань корчить из себя богомольца! Прекрати креститься перед едой, – пошла вразнос Настя. – Притворщик! Врун! Я прекрасно знаю: ты матери свистишь в уши, что пост держишь, на ее глазах пустую гречку вилкой ковыряешь, а потом в ресторане мясо жрешь.

– Прекрати, – устало попросил муж, – уйми истерику.

– Нет уж! Слушай до конца, – взвизгнула Анастасия, – может, я, по твоему мнению, истеричка, зато честная. Откровенно Зинке в лицо говорю: Бога нет, есть жирные пузатые мужики с бородами, которые заворачиваются в парчовые занавески и, чтобы купить себе хорошую машину, у нищих старушек последние копейки отнимают. Тьфу! На дворе двадцать первый век, а у нас дома мракобесье. Зинка…

Раздался глухой звук, затем вопль Насти:

– С ума сошел? Ты меня ударил!!! Мерзавец!

– Не смей звать мою маму Зинкой, – подчеркнуто спокойно произнес Илья, – изволь проявлять уважение к ней. Мать верит в Бога, а ты нет. Вы обе имеете право на собственное мнение. Но со стороны невестки очень некрасиво демонстративно заказывать повару на обед тушеное мясо в Великий пост. Я равнодушно отношусь к религии, но ради матери ем гречку, исключительно чтобы не волновать ее.