Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если он вам не нравится, — ответил повышенным тоном князь, — так скажите, я дам его другому. Можете поискать счастья в другом месте! Сегодня не время говорить об этом; пока вы каштелян, ступайте и прикажите разыскать этого негодяя.
Сендзивуй пытался еще что-то сказать, но князь рукой указал ему на дверь.
Каштелян принужден был смотреть, как придворные князя, словно не доверяя ему, обыскали весь замок, все комнаты и вышки. Этот обыск продолжался несколько часов, и все время тщательно охраняли ворота.
Эти часы были для него часами большой тревоги, так как он боялся, что схватят Зарембу, но того не нашли ни в замке, ни в городе.
Только когда обыск оказался безрезультатным, каштелян, громко жалуясь, отправился к князю. Пшемыслав не пожелал слушать его нарекания, принял его строго и властно.
— Советую вам, — сказал он ему на прощание, — не меня обвинять, а себя. Берегитесь в будущем, чтобы я вас не подозревал и не имел повода быть вами недовольным.
Сендзивуй, оскорбленный, ушел, горя жаждой мести.
Еще в тот же день архиепископ уехал из Калиша в Гнезно; Пшемыслав поехал с ним, епископы отправились, кто с ним, кто к себе, так что замок опустел.
Под вечер Сендзивуй, все еще взволнованный, отправился сам искать Зарембу. Он уже решил, что войдет в соглашение с ним и с силезскими князьями, предчувствуя, что и Заремба его будет искать. На полпути они встретились.
— Ну и услужил ты мне, — крикнул сердито каштелян, увидев издали Зарембу. — Желал бы я, чтоб тебе так услужили!
Михно улыбнулся и сказал:
— Что вам кажется скверным, может кончиться хорошо. Лучше для вас, что вы убедились, чего ждать от князя. Его расположения вам не вернуть, он вам не доверяет. Поедем во Вроцлав, там вас встретят с распростертыми объятиями. Не буду скрывать, у меня поручение переманить вас туда.
Каштелян недолго раздумывал.
— Во Вроцлав я и так собирался, — ответил он, прикинувшись равнодушным. — Нет греха, если и поклонюсь князю. Но что из этого?
— Разве я должен вам объяснять? — шепнул Заремба. — Вам известно, что вроцлавский князь в союзе с бранденбуржцем, так как женат на дочери Оттона II. Бранденбуржцы имеют виды на Поморье, а ему хочется всей Польши — и получит ее. Поедем! Чем скорее, тем лучше! Пшемыслав должен погибнуть и погибнет! — добавил он. — Не от чужой руки, а только от моей!
Увидев приближающихся прохожих, каштелян велел ему молчать, но в сумерки провел его к себе, и они долго совещались. Вскоре после этого Заремба вернулся в город, оседлал коня и исчез.
Несколько дней спустя каштеляна в Калише не оказалось; говорили, что он уехал в свое имение, долго его ожидали в замке. Где он пропадал, не знали. Сообщили в Познань, что Сендзивуй не очень-то заботится об охране порученного ему города, но тому, по-видимому, ничто не угрожало.
V
После смерти Генриха Бородатого во Вроцлавском замке часто менялись князья и дворы. Все более и более меняло свою физиономию это гнездо силезских Пястов; хотя много уже кусков отошло от него, но Вроцлав все еще считался столицей Силезии. Его добивались и многочисленные потомки святой Ядвиги, а среди этих волнений город и жители приобретали все большее значение.
Теперь тут княжил Генрих, внук убитого при Лигнице, человек широких планов и беспокойного духа. Он жаждал больших земель, и хотя ему не удавались захваты даже в борьбе с несчастным Рогаткой, тем не менее он не терял надежды и энергии. Едва высвободившись из плена, уже пытался пленить других; проиграв сражение, обдумывал другое, где бы он победил и получил реванш.
Это был мужчина средних лет, полный сил, крепкий, как все силезские Пясты, закаленный рыцарской жизнью, выдержанный, упрямый. Полон честолюбия, мечтатель, отчасти поэт, сочинявший любовные немецкие песенки; он почти не сохранил в себе польского духа, а своими родственными связями и симпатиями сочетался с Бранденбургией, Чехией, империей.
Поэтому и весь его двор, если не считать недовольных полков, отовсюду к нему стекавшихся, состоял преимущественно из немцев, саксонцев, швабов и тому подобных странствующих проходимцев.
Костюмы, речь, развлечения — все это было по образцу дворов других немецких князей, которым Генрих старался подражать.
Его жена, дочь бранденбургского Оттона, принесла с собой антипатию ко всему польскому.
Почти открыто здесь составлялись заговоры против всех тех князей, которые имели права на престол в Кракове и Сандомире, в Познани и Калише.
Пшемыслав наравне с другими мешал князю Генриху. Явно с ним войны не было, но закулисные заговоры организовывались постоянно, в духе эпохи. Искали случая урвать кусок земли или даже отобрать весь его удел. Поэтому совпало с расчетами князя Генриха появление какого-то польского дворянина, который испросил у князя аудиенции через гофмейстера его двора Вернера.
Это оказался Заремба, немного знакомый с немецким языком, благодаря пребыванию при дворе Пшемыслава. Ради желанной мести он шел теперь на все.
Судя по тому, что он видел, Заремба мог составить себе мнение о могуществе князя, покровительства которого он искал. Генрих привык к такой же показной роскоши, как и Пшемыслав. Его иностранный двор был многочислен и блестящ, сам он помнил, что происходит из великого рода. Вроцлавский замок ни разу не подвергся захвату, хотя кругом часто жгли предместья; да и сам город разросся, был теперь крепким и видным.
Прежние главным образом деревянные строения уступили место каменным. Наружные стены усилили круглыми башнями; внутри сводчатые залы и галереи были полны расфранченными придворными. Здесь уже не раздавалась прежняя родная речь: и немногочисленное духовенство, окружающее князя, и рыцари, и придворные женщины — все было немецкое.
По вечерам любимым времяпрепровождением князя являлось слушание любовных песен и чтение своих собственных.
Жажда власти совмещалась в Генрихе с неимоверной жаждой накопления богатств, которые должны были устлать ему путь к власти. Не разбираясь в средствах, князь, как и Рогатка, для наполнения казны бросался на всех, в особенности на духовенство, которое не платило никаких податей, имело большие доходы со своих громадных имений и пользовалось славой богачей. Генрих присваивал себе земли, десятинные сборы, налагал на епископов и капитулы принудительные поборы и, таким образом, создал врагов во всем духовенстве. Протестовали, сердились, жаловались в Рим, но это мало помогало.
С епископом Вроцлавским Фомой начиналась уже открытая борьба. В замке редко бывало духовенство, а те из них, которые появлялись, должны были порвать с епископом и монастырями.
Заремба, охотно допущенный ко двору в ожидании аудиенции, успел заметить, что здесь не осталось и