— Очаровательна. Кто она?

— Кто она? — переспросил Егор Никитич. — В этом вся прелесть и завлекательность момента.

Гришин сунул портреты в папку.

— Это, князь, одна и та же особа.

Икрамов внимательно посмотрел на следователя, совсем негромко спросил:

— Вы хотите сказать, что на обоих рисунках… мадемуазель Бессмертная?

— Именно это я и намерен вам сообщить, ваше высокородие.

Князь откинулся на спинку кресла.

— Мне трудно в это поверить!

— Мне также, князь. Поэтому не стоит торопиться с окончательными выводами. Необходимо время, чтобы провести слежку, поработать с агентами, сопоставить факты и уже затем проводить следствие. Но как начальнику следственного управления Департамента полиции я обязан был доложить вам о ходе ведения дел по налетам на банки.

От подобного заявления князь сильно раздавил окурок в пепельнице.

— Уж не хотите ли вы сказать, будто мадемуазель замешана в налетах?

— Прямых улик пока нет. Однако отдельные факты настораживают и заставляют следствие двигаться именно в этом направлении.

— Но это невероятно!

— В наше время, ваше высокородие, все вероятно. Выгляньте в окно, послушайте, какие песни распевает народ, и вы согласитесь со мной.

Гришин завязал тесемки папки, поднялся.

— У меня все. Если у вас, князь, имеются вопросы ко мне, я готов ответить.

Икрамов вышел из-за стола, приблизился к следователю.

— Вы ведь в свое время вели дело Соньки Золотой Ручки, матери госпожи Бессмертной?

— Совершенно верно, князь. Более того, весьма сочувствовал воровке. Но самое удивительное, я поймал себя на том, что начинаю также сочувствовать и ее дочери, мадемуазель Бессмертной.

— Вы сентиментальны?

— Скорее, излишнее желание войти в положение жертвы.

— И просьба, и совет. Если зайдете в тупик, подобный былому, не торопитесь пускать пулю в лоб. Вы, сударь, еще понадобитесь Департаменту полиции. И, кроме того, помните, что вожжи всех дел в моих руках!.. В том числе и по госпоже Бессмертной. Не дергайте их без моего ведома, сударь.

— Благодарю за напоминание, доверие и рекомендации, ваше высокородие. Постараюсь держать в голове ваши бесценные наставления, — ответил Егор Никитич и покинул кабинет.

Обучение аргентинскому танго проходило в обычном режиме — столь же жестко и нервно отсчитывала ритм Эва, самозабвенно играли музыканты, двигались, шурша платьями, танцевальные пары.

— Выход в променад! Идет поддержка!.. Стойка компактнее!.. Спинки прямые, головы откинуты!

Гришин сидел на втором этаже класса, через слегка приоткрытую дверь наблюдая за танцующими. Его больше всего интересовала девица в изящной масочке и ее партнер. Они, пожалуй, были здесь самой эффектной, самой привлекательной парой.

Наконец занятия закончились, курсисты потянулись в гардеробные переодеваться, Егор Никитич довольно поспешно спустился вниз, подошел к Эве, беседовавшей с одним из задержавшихся танцоров. Она увидела немолодого господина, отпустила курсиста, кивнула визитеру.

Тот снял котелок, склонил голову.

— У меня к вам, сударыня, совсем небольшое дельце. — Мужчина деликатно отвел преподавательницу в сторонку, негромко представился: — Департамент полиции. Следователь Гришин.

У нее взлетели бровки, она с весьма заметным акцентом поинтересовалась:

— Я не совсем благонадежна?

— Ни в коем разе, — засмеялся следователь. — У меня разговор, никак не касаемый вас. — Он откашлялся, посмотрел на остроносенькую преподавательницу. — Но, полагаю, все здесь сказанное останется между нами.

— Я англичанка. Я умею молчать.

— Благодарю. Мой племянник танцует в паре с молодой особой в маске…

— Господин Валентин Бутурлин?

— Именно так. Он серьезно увлекся своей партнершей, и это весьма беспокоит его родителей.

— Вы хотите навести о ней справки?

— Совершенно верно.

— Как вас, простите?

— Следователь Гришин.

— Господин Гришин, я ровным счетом ничего не знаю об этой девушке. Ни имени, ни фамилии, ни ее семьи.

— Она скрывает?

— Нет, просто не говорит. Но нашему заведению это не нужно. Мы обучаем танго! Все остальное — проблемы клиентов!

— Почему мадемуазель в маске?

— Точно сказать не могу, но подозреваю, что у нее что-то с лицом. Потом это так загадочно! — Эва рассмеялась собственной остроте. — Что еще у вас ко мне?

— Пожалуй, все. Покорнейше благодарю, мадемуазель.

— Мадам!

— Простите, мадам! Я хочу не упустить племянника, поэтому покину вас.

— Всего хорошего.

Гришин быстрым шагом покинул класс, спустился на первый этаж и уже при выходе на улицу увидел стоявшего у мостовой Валентина в ожидании экипажа.

Таббы видно не было.

— Господин Бутурлин! — позвал Егор Никитич. — Одну минуточку!

Валентин высокомерно оглянулся.

— Добрый день, — поклонился Гришин. — Я отниму у вас буквально пару минут.

— Вы кто, господин?

— Гришин, следователь сыскного отдела.

— Слушаю вас.

— Расписку брать не стану, потому как полагаю, что вы человек довольно уже взрослый. Разговор крайне конфиденциален.

— Говорите.

— С вами в паре танцует некая мадемуазель. Имя ее, фамилию вы знаете?

— Нет, она не пожелала мне представиться.

— Вам удавалось когда-либо видеть ее без маски?

— Никак нет.

— У нее дефект лица?

Валентин холодно смотрел на странного господина.

— Не исключаю.

— Вам ни разу не удавалось даже мельком заглянуть за маску, скажем, во время танца?

— Кажется, я ответил… У вас все, господин следователь?

— Благодарю, всего доброго.

Подъехала пролетка, Валентин легко запрыгнул на ступеньку и покатил по улице.

Гришин постоял в раздумье, глубоко вздохнул, сунул руки в карманы и зашагал в противоположную сторону.

Табба стояла на набережной Невы. Девушка была без парика и без вуали, волосы зачесаны к затылку, на голове черная шляпка. Накрапывал дождь. Проезжающие на полном ходу пролетки, кареты, автомобили не думали притормаживать перед одинокой женской фигуркой и мчались дальше.

Наконец подкатила черная закрытая карета, мадемуазель быстро нырнула в нее, с силой захлопнув дверцу.