Бывшую приму колотило то ли от прохлады, то ли от нервов, она куталась в воротник демисезонного пальто.

Кудеяров несколько раз бросал на нее взгляды, затем все-таки не выдержал, поинтересовался:

— Гнетут тяжкие мысли?

Она усмехнулась:

— Да нет… Ничего не гнетет. Пусто.

— А мне, наоборот, хочется поговорить.

— Говорите.

Константин посигналил какому-то господину, перебегающему дорогу, снова повернулся к девушке.

— Вот я — мужчина. Правильно?

— Наверное, — пожала она плечами.

— Вполне разумный и взвешенный господин! И вдруг участие в каком-то революционном кружке!.. Зачем, с какой стати?

— Действительно, зачем вам это, Константин? Надоела сытая жизнь?

Он бросил на даму взгляд, рассмеялся:

— Возможно. С жиру, как говорится, и свиньи бесятся! Но скорее все-таки растерянность перед временем. Не понимаю, куда катится страна, чего хочет народ.

— Вам это важно?

— Представьте. Я еще достаточно молод, чтобы жить в неизвестности. Мне необходима ясность. Не хочу оказаться в дерьме, из которого черта с два выскочишь!

— Боитесь быть выброшенным из телеги?

— Боюсь! И не стыжусь в этом сознаться! То, что нынешний режим рухнет, нет никакого сомнения. Но кто придет — это вопрос. И к такому повороту судьбы надо серьезно готовиться.

— А вдруг не угадаете?

Константин рассмеялся.

— А я аккуратно. Осторожно!.. Если даже рисковать, то с расчетом. Чтоб вскочить, отряхнуться и сделать вид, будто ты в цирке и это был всего лишь фокус!

— На хвост сесть и рыбку съесть?

— Вы все верно понимаете, мадемуазель.

— Веселый вы человек, Константин, — мотнула головой Табба. — И опасный.

— Опасный? — удивился тот.

— Опасный. В любой момент можете оказаться в цирке и выкинуть фокус!

— Не беспокойтесь, вас фокус не коснется. Во-первых, вы моя давняя симпатия. А во-вторых, вряд ли я решусь поступить излишне безнравственно. Честь фамилии не позволит.

— Будем надеяться, князь.

Кудеяров дотянулся до ее руки, поцеловал.

— Ну а вы-то, милая барышня, с какой стати встали на тропу войны? Чего вам не хватает в этой жизни?.. Молодая, красивая, умная!

— Надоело жить.

— Шутите?

— Вполне серьезно.

Константин в недоумении пожал плечами, пробормотал:

— Кто вас, женщин, поймет…

Машина подкатила к воротам дома Брянских. Кудеяров вышел первым, помог Таббе спуститься на мостовую, на прощание приложился к ручке.

— До встречи, мадемуазель?

— Как прикажете, — улыбнулась она.

Константин сел в автомобиль и помчался по Фонтанке в сторону Невского.

Ни Табба, ни Кудеяров не видели, что за ними из пролетки наблюдает бывший артист оперетты Изюмов.

Несколько в стороне от Изюмова находился еще один господин в одежде рабочего, также следящий за происходящим.

Через пару дней Егор Никитич Гришин пригласил к себе на разговор Кудеярова-старшего. Беседа с Петром проходила в той же допросной комнате. За пишущей машинкой сидел белобрысый младший полицейский чин.

— Времена повторяются. Не так ли, господин Кудеяров? — полюбопытствовал следователь, глядя немигающими глазами на графа.

— Закон мироздания, — сухо ответил тот.

— Однако времена в чем-то и меняются. Сегодня мы будем разговаривать не как антагонисты, а как, надеюсь, патриоты и сердечные люди. Речь пойдет о вашем младшем брате Константине.

— Чем же он вас привлек?

— Пока ничем. Но некоторые вопросы возникают, — следователь полистал бумаги в папке. — Вы хорошо знаете окружение вашего брата?

— Никак не знаю.

— Он вас не посвящает?

— Оно меня не интересует. Константин достаточно взрослый человек, чтобы нуждаться в какой бы то ни было опеке.

Гришин извлек из папки два карандашных рисунка Таббы — под вуалью и в шляпке, — показал допрашиваемому.

— Вы никогда не видели его с сей особой?

Тот коротко взглянул на портреты, поинтересовался:

— Это разные дамы?

— Одна и та же.

— Артистка?

— В некотором роде.

Петр мотнул головой.

— Нет, ничего о ней сказать не могу.

— А как часто брат посещает дом княжны Брянской?

— По моим наблюдениям, никогда не посещает. С тех пор как заглохла эта история с воровками, уважающие себя люди стараются объезжать дом княжны стороной.

Егор Никитич сунул рисунки обратно в папку.

— Где бывает брат? С кем встречается? Никогда не наблюдали?

— Бывают у него какие-то люди… чаще всего не его уровня. Но это его проблемы!

— Что значит — не его уровня?

— Простолюдины. Дурно одеты, дурно говорят.

— О чем говорят?

— Никогда не прислушивался. Так же, как никогда не интересовался литературой, которой брат увлекается.

Гришин с интересом поднял брови.

— Крайне любопытно… Можете припомнить, какая именно литература привлекает Константина?

— К примеру, этот голодранец и провокатор Максим Горький.

— То есть он увлекся бытием бродяг и вольнодумцев?

— Похоже, что так.

— Мы хотим всего лишь помочь вашей семье. — Гришин вышел из-за стола. — Семье знаменитой, уважаемой, почитаемой. И вы, Петр Георгиевич, надеюсь, нам в этом поможете.

— То есть я должен сообщать вам о всех нюансах поведения брата? Быть вашим осведомителем?! — воскликнул возмущенно Петр.

— Это не осведомительство, сударь. Это необходимость сохранить честь семьи, — усмехнулся следователь. — Вы ведь заинтересованы в этом?

— Странный вопрос!

— Значит, будем работать вместе.

Егор Никитич вышел из-за стола, уважительно пожал руку визитеру, кивнул млад шему чину.

— Проводи графа, милок!

Встреча произошла совершенно случайно.

Княжна Анастасия как раз выходила из кондитерской и готовилась сесть в пролетку, когда наткнулась взглядом на господина, который показался ей весьма знакомым.

Оглянулась и узнала Улюкая.

Бросила коробки со сладостями на сиденье, кинулась к вору.