все понарошку. И вообще все – понарошку. Все – ненастоящее. Живот стал сжиматься, и к горлу подступил страх. Сначала маленький, небольшой, потом – все больше и больше. «Опять, – завертелось в голове. – Вернулось опять. Я должна взять себя в руки. Я должна выйти на улицу. Я должна с кем-то поговорить». Я посмотрела еще раз на Захара: он был ненастоящий, несуществующий. Стараясь не вспугнуть его, сказала:

– Мне сейчас на работу надо. Я подумаю, и мы после поговорим.

Для убедительности поцеловала его в щечку, отставила недопитый чай, оделась и вышла на улицу, идя по направлению к институту. Закурила. Сделав две затяжки, почувствовала сильную боль в сердце: настолько сильную, что ни дышать, ни идти не могла. Так как дорога, по которой я шла, пролегала вдоль забора, я прислонилась к нему и замерла. Через несколько минут боль отошла.

«Зачем я курю? – вдруг подумалось мне. – Я доконала свой организм. Я больная, нервная, психованная, подверженная непонятным приступам страха. Я должна взять себя в руки. Зачем я курю? Я брошу. С этого момента я начну новую жизнь. Я должна стать сильной, решительной, волевой. Я должна безжалостно выбрасывать из жизни все, что мне мешает. Мне мешает курение – я брошу его. Я хозяйка своей жизни, а не мои дурные привычки».

Что со мной произошло в тот момент – непонятно, но я выкинула сигарету, и это наполнило меня радостью.

В тот день я на работе обдумала свою жизнь и составила план ближайших действий:

1. Бросить курить.

2. Бросить мужа.

3. Получить высшее образование.

Вечером, застав мужа дома, сказала, что хочу развестись. Он ответил, что подаст в суд, чтобы ему присудили его законные метры в квартире моих родителей. И посоветовал мне одуматься, так как я без него пропаду, ведь это он поднял меня из грязи и беззаветно любит, несмотря ни на что.

– Не хочешь бизнесменшу – не надо, так и скажи. Я ж тебя не заставляю. Но ты много потеряешь.

Во время этого разговора я чудом взяла себя в руки, решив, что надо выработать какую-то стратегию; пошла в ванную и вылила на себя два таза холодной воды.

– Покурим? – спросил Захар, когда я вышла из ванной.

– Я бросила.

С этого дня началась игра: я играла вроде бы любящую жену, а сама лихорадочно искала способ развестись так, чтобы это не затронуло моих родителей. Вкрадчиво и настойчиво убеждала Захара выписаться из родительской квартиры, упирая на то, что я его люблю, а он свою любовь пусть докажет мне, выписавшись. На коленях перед ним стояла, говорила такую чушь, что вспоминать неловко. Врала на каждом шагу и в результате добилась своего: Захар начал процесс по выписке: таскал документы, справки и т. д. по всевозможным инстанциям.

С началом тепла я с его семьей ездила к ним в деревню: сажала, поливала, готовила и отличилась так, что даже Екатерина Юрьевна похвалила:

– Тощая-тощая, а сила в ней есть.

Летом в нашем отделе института праздновали рождение ребенка у сотрудницы, находящейся в декретном отпуске. Я в глаза не видела ни сотрудницу, ни ее ребенка, но к «обмыванию копыт» подключилась с великим энтузиазмом, который возрастал по мере того, как я все больше убеждалась, что мой муж гулять к нам в лабораторию не придет. Это означало, что он пьет в другом месте, но я об этом не сожалела, так как накануне он завершил процесс по выписке от моих родителей, который все время специально тормозил, и теперь мне бояться стало нечего; в мыслях я уже прокладывала новую линию своей жизни – без Захара.

Когда часы показывали половину одиннадцатого вечера, из пьянствующих остались лаборантки Катя с Машей, аспиранты Костя с Мишей, Владислав Игоревич и я. Заиграл медленный танец, и Владислав Игоревич пригласил меня. После танца он просто сказал:

– Заходи ко мне. Я не запру кабинет.

И ушел.

Я подумала и пошла к нему.

Зашла. Он запер за мной дверь, и мы остались в полной темноте.

– А завтра не будет стыдно? – спросила я темноту.

– Не будет.

Когда я незаметно вышла из его кабинета, то наткнулась в коридоре на Костю.

– Ты куда? – спросил он меня.

– Домой.

– Давай тебя провожу.

– А Маша как же?

– Миша их обеих пошел провожать.

– Ну, проводи меня до перекрестка…

Я взяла сумочку с рабочего места, и мы вышли через проходные.

По дороге Костя стал рассказывать мне о своем научном открытии, которое, когда подтвердится экспериментально, сделает его обеспеченным и уважаемым человеком. Я делала вид, что слушаю, и изредка мотала головой и изображала удивление.

Когда мы дошли до перекрестка, я остановилась и прервала его монолог:

– Пока.

– Ну, если ты точно дойдешь домой… – начал было он, но продолжить не успел, так как откуда-то сбоку выскочило темное пятно и с криком «На!» сшибло Костика с ног.

Пятно оказалось моим мужем Захаром, который непонятно каким образом оказался на этом месте в стельку пьяный. С ним был еще какой-то незнакомый шатающийся парень, и тот с радостью стал помогать ему пинать ни в чем неповинного Костю.

Я кричала: «Перестаньте!» – и пыталась оторвать Захара от Костика.

Нелепая сцена продолжалась минут пять, после чего к нам подъехала милицейская машина. Вышли два милиционера, скрутили Захара, Костю и незнакомца и по очереди стали заталкивать их в машину.

– Надя! – вдруг заорал Захар. – Надя! Скажи им, что я твой муж, что ты за меня ручаешься! Она доведет меня до дома, я больше не буду, – обращаясь к стражам порядка, тараторил Захар, упираясь ногами в асфальт.

– Он правда ваш муж? – поинтересовался один милиционер, ослабив хватку и всем своим видом показывая, что, если это так, он непременно отпустит данного задержанного.

– Нет! – вырвалось у меня. – Не знаю я его! Отпустите вон того, худенького, он совсем ни при чем! Он в аспирантуре учится и работает. Ему завтра на работу надо.

– Нет, не отпустим. Он пьяный вдрызг.

И милицейская машина с Захаром, Костиком и неизвестным полудурком уехала.

Я не могла смириться с несправедливым захватом Костика и пошла пешком в милицейское отделение, куда их повезли; благо оно располагалось на следующей остановке.

– Вам к кому? – спросил строгий постовой, когда я вошла в здание.

– К главному. Это куда?

– А по какому вопросу?

– По личному.

– Для личных вопросов очень поздно, приходите в приемные часы.

– Пропустите, мне всего два слова сказать. Если не пропустите – я тут всю ночь сидеть буду. И плакать. Потому что сейчас человека невинно